В Зимнем дворце
На трибуне неожиданно появился Ленин. Зал бесновался не меньше десяти минут. «Долой его! — ревел зал. — Не хотим слушать ваших народных комиссаров! Не признаем вашего правительства!»
Ленин стоял совершенно спокойно, охватив пюпитр обеими руками, и вдумчиво оглядывал беснующуюся толпу своими прищуренными глазами. Наконец шум в зале как бы иссяк, за исключением правых скамей, где все еще продолжали кричать и свистеть.
«Я пришел сюда не как член Совета Народных Комиссаров, — сказал Ленин и снова подождал, пока спадет шум, — а как член большевистской фракции, надлежащим образом избранный на настоящий Съезд». И он высоко поднял над головой мандат, так, чтобы все могли его видеть.
«Впрочем, — продолжал он совершенно спокойным голосом, — никто не станет отрицать, что теперешнее русское правительство сформировано большевистской партией… — он подождал еще секунду… — так что, в сущности, это одно и то же…»
Тут правые скамьи разразились оглушительным криком, но центр и левая заинтересовались и добились тишины.
Аргументация Ленина была проста. «Скажите откровенно, вы, крестьяне, которым мы отдали помещичьи земли: неужели вы теперь хотите помешать рабочим захватить контроль над производством? Ведь это классовая борьба. Помещики, разумеется, борются с крестьянами, а фабриканты борются с рабочими. Неужели вы хотите довести до раскола в рядах пролетариата? На какой стороне вы хотите быть? Мы, большевики, являемся партией пролетариата, — точно так же крестьянского пролетариата, как и пролетариата промышленного. Мы, большевики, стоим за Советы, — точно так же за крестьянские Советы, как и за Советы рабочих и солдат. Советы являются наиболее совершенным представительством народа — как того, который работает на заводах и в рудниках, так и того, который работает на полях. Всякий, кто пытается подорвать Советы, повинен в антидемократических контрреволюционных действиях. И я позволю себе заметить вам, товарищи правые эсеры, и вам, господа кадеты, что если Учредительное собрание попытается разрушить Советы, то мы этого Учредительному собранию не позволим!»
Выпало много снега. Давно газет уже никаких из Петрограда не приходило, также и телеграмм. В такое тяжёлое время это жутко. Дочки возились на качелях и соскакивали с них в кучу снега. В 9 час. была всенощная.
Говорят, будто Украина объявила себя самостоятельной республикой, объединяющей 9 губерний — Киевскую, Подольскую, Волынскую, Черниговскую, Харьковскую, а также Таврическую, за исключением самого Крыма. До чего же это смешно и глупо.
Нынче опять нет газет — опять праздновали вчера. Вчера хоронили «борцов» большевиков. В «Известиях В.-Рев. Комит.»: «Не плачьте над трупами павших борцов». Часа в два эти борцы — солдаты и «красная гвардия» возвращались с похорон по Поварской, между прочим. Вид — пещерных людей. Среди Москвы зарыли чуть не тысячу трупов.
Ввиду ужасающей безграмотности выпускаемых штрейкбрехерами Петроградского телеграфного агентства бюллетеней мы вынуждены отказаться от печатания целого ряда сообщений, изложенных в столь бессмысленной форме, что с трудом можно понять, о чем, собственно, идет речь.
Вся революция показывает невероятное непонимание демократической интеллигенцией народа и обратно. По-видимому, первопричина этого непонимания лежит в различии самой веры первых революционеров и веры народа. Большевизм есть общее дитя и народа, и революционной интеллигенции. Большевистский интернационализм не что иное, как доведенная до крайности религия человечества. Это и погубило Россию, а не как теперь говорят: погубили Советы, погубил Савинков, погубил Керенский (меньше всех виноват Корнилов).
Пока мы ехали с ЛуначарскимБольшевик, я поднял вопрос о необходимости возвращения Петербургу его первоначального, данного основателем имени. Луначарский выразил тому полнейшее и даже горячее сочувствие и сообщил, что и Ленин стоит за обратное переименование, что в этом он сошелся не только с Мережковскими, но и с Палеологом, который находил, что это (именование Петроградом) было грубой ошибкой!
Городской голова обратился к артистам петроградских театров со следующим воззванием:
Граждане артисты! Население столицы должно будет принять участие в выборах в Учредительное собрание, которое является единственным мирным исходом из тупика анархии и междоусобия. Нужно, чтобы весь народ высказал свою волю. Граждане, обращайтесь к населению с подмостков театров и кинематографов с призывом явиться на выборы и исполнить свой гражданский долг.
Открылся чрезвычайный съезд Советов крестьянских депутатов. Владимир Ильич выступал на этом съезде дважды, придавая ему большое значение. Из 330 делегатов 195 было левых эсеров; они были решающей группой; на съезде шла борьба с правыми эсерами (их было только 65 человек). После второго доклада Ленина была принята резолюция, одобряющая работу Совнаркома и условия соглашения с левыми эсерами. Левые эсеры согласились войти в правительство, послали в наркоматы, хотя и не сразу, своих представителей.
Америка
Америка, могучая страна
Возможностей необычайных,
Ты расточительнее сна
О творческих вещаешь тайнах!
Законы воли и труда
Ты миру властно заявила.
Не оскуднеет никогда
Твоих машин благая сила.
Что было косно и мертво,
Гремит, живет и мечет пламя.
Твоих металлов торжество
Озарено веками.
За небоскреб аэроплан
Скользнул, и в небе снова
Чудовищный подъемлет кран
Пылинку — груз многопудовый.
Над-уличных мостов небесный бред,
Летящие по ним смерчи-экспрессы,
Газетчики под тяжестью газет
Рекламе служат мессы…
Америка, твой мозг тебя вознес
Повыше Божьего закона!
Диковинней цветов, негаданнее грез
Заветы чтили Райты-Эдиссоны.
Америка, мудрейшая из стран,
Ты звезды жизни примечаешь зорко,
Ты первая приветишь марсиан
Из гордого Нью-Йорка.
Александр Рославлев
Знаю, Господи, — будет над Русью чудо:
Узрят все, да не скажут, пришло откуда.
Комитетом общественной безопасности при Петроградской городской думе заслушано сообщение городских врачей о массовых случаях психических расстройств под влиянием событий последних дней. Только в одну городскую больницу на Удельной за последние пять дней доставлен 131 больной, почти все интеллигентные, преимущественно женщины. Большинство страдает резко выраженной манией преследования.
Вечер. Жду трамвая. Разговаривают трое солдат. Один предлагает идти пешком. Другой, указывая на приближающийся трамвай: «Подождем!» — «Наверняка он полный при таком опоздании». — «На перетырку добудем место. Не боись: народ оскотинился. Россия нынче свинья… Свинья! Иначе не скажешь». Товарищ мягко остановил его: «Не надо такое говорить». Третий промолчал.