Вот последний день войны, продолжающейся ровно три года, и 142-й день революции, день московского обывателя: встал в 7,5 часов, выпил кофе и съел 4 яйца с подозрительным привкусом (ценою 11 к. шт. и стойка прислуги в хвосте за полсотней 2–3 часа) Купил газету (10 к.), вести не лучше, не хуже вчерашних, купил газету сам, потому что все домашние пошли в хвосты за более существенным: кто за молоком, кто за хлебом. Осмотрел свою жалкую обувь, надобно сменить подошвы, да сказали, что дешевле 12 р. сапожник не берет. Новые ботинки можно купить рублей за 70, а если встать в хвост у «Скорохода», то надо посвятить на это 3 дня (дают отпуски на кормежку и за «нуждой», т. е. так сговариваются сами хвостецы, чередуясь между собой). Пошел в контору. На трамвай, конечно, не попал, но мог бы доехать на буфере, если бы там уже не сидело, вернее, не цеплялось человек 20. По тротуарам идти сплошь не приходится. Он занят хвостами: молочными, булочными, табачными, чайными, ситцевыми и обувными. Зашел в парикмахерскую. Делаю это вместо двух раз в неделю только один: за побритье с начаем заплатил 1 р. 10 к. Парикмахерская плохенькая — в хорошей пришлось бы израсходовать все 2 р. Пришел в контору; сотрудники угрюмые, неласковые, «чужие» какие-то (я — «буржуй», а они — № 3). Пред чаепитием заявили, что за фунт чая надо теперь платить 5 р. 20 к., и то только по знакомству, в оптовом складе Высоцкого. Велел купить сразу 5 фунтов, а то, вероятно, будет еще дороже. Подают счет за купленные угли — 11 р. 50 к. за куль (дрова уже достигли 100 р. за сажень, а кто говорит, что платит и 120). Сидел в конторе с 9 час. утра до 6 вечера безвыходно и, конечно, ничего не ел, что вошло уже в обыденку и в привычку. А бывало, прерывал занятия от одного до трех на ресторанный завтрак. Как-то на днях нужно было пойти в ресторан по делам, так мы втроем заплатили 93 р. и были не в «Метрополе» или в «Эрмитаже», а у Мартьяныча. Съели там по куску белуги, по полтарелки супа с курицей, выпили по стакану кофе (бурда какая-то), еще одну бутылку портвейна и полбутылки коньяку. Я об вине упомянул для того, чтобы засвидетельствовать, что и с пришествием революции, и с устранением полиции пить еще на Руси можно, и взятки кто-то берет по-прежнему, только все это день ото дня дорожает. (За полбутылки коньяку, кажется, посчитали 43 р.) Спирт через ловких людей можно достать рублей 40 за бут. В «конторе», между прочим, подписывал документы, из которых видно, что перевозка в Москве на лошадях с пристани на вокзалы обходится теперь от 30 до 60 коп. за пуд (когда-то за то же самое цена была 2–5 к). Провоз по Волге от Нижнего до Астрахани — больше одного р. за пуд, от Ярославля до Нижнего — около 50 коп., от Москвы до Нижнего водным путем — не менее 60 коп. Все эти цены вдесятеро выше довоенных.
Работают в конторах, на пристанях, на вокзалах, в амбарах (по транчасти) лениво, небрежно и часто недобросовестно. Цены на подымаются, а нравы падают. Дисциплины никакой нет. Мало-мальски ответственное дело (как у меня, например), а дрожишь беспрестанно. Все идет не так, как нужно, нервирует тебя целый день всякое зрение всякий разговор, каждая бумажка, а в особенности заглядывания в неясности любого завтрашнего дня. И погода тоже под стать делам жизненному укладу: целый месяц то и дело дождь. В церквях унылая малолюдность, и вообще, все Божье как будто тоже уже устранено. Об Нем что-то ни проповедей, ни разговоров. В последнее время утешаемся тем, что по историческим воспоминаниям такие же безобразия жизни были и во Франции в 1847–1849 гг.
К вечеру вычитал, что Керенский опять слетал на фронт и, между прочим, заехал в Ставку, где состоялось опять совещание с участием Брусилова, Деникина, Клембовского (главнок. Сев. фронтом), Рузского, Алексеева, Величко, Савинкова и др. высших чинов военного дела. Сколько в этой пресловутой «ставке» было уж разных сверхважных совещаний, и кажется, что ни одно из них не дало еще для изнемогающей России желаемого лекарства. Больна она сама, матушка, больны и знахари, лечащие ее. И теперь ничего не выйдет из нового совещания. Нужно перемирие, нужен конгресс. Будет уж, ведь целых три года воюем. Кто-кто не устал от войны, кто не пострадал от нее? Я не верю, чтобы во всем мире нашелся такой человек, который искренне, душою желал бы ее бесконечности. Пускай она для кого-то материально выгодна, но этот же материалист про себя хоть, но тоже вздохнет и скажет, махнув рукою: «Да ну ее к черту, эту самую войну!».
По дороге из конторы на квартиру завистливо заглядывал в окна гастрономических магазинов и читал ярлычки цен: балык — 6−8 р. ф., икра — 8−10 р. ф., колбаса — 3 р. 50 к.–4 р. 80 к. фунт, ягоды — 80 к.-1 р. ф., шоколадная плитка — 2 р. 50 к. и т. д. в этом же роде. Настроенный такими хозяйственными соображениями, придя домой и усевшись за обеденный стол, узнавал, что стоит то, другое. Фунт черного хлеба — 12 к., булка из какой-то серой муки — 17 к., курица — 5 р. 50 к. (старая, жесткая и даже не курица, а петух), стакан молока (может быть, разбавленного водой) — 20 к., огурец — 5 к. штука, и это все приобреталось не где-нибудь поблизости от квартиры, а в Охотном ряду, так сказать, из первых рук, то есть с соблюдением всевозможных выгод.
После обеда пошли с горя, что ли, в Электрический театр. Конечно, он набит битком, и надо было заплатить за вход по 1 р. 50 к. с человека, бывало, за эту же цену сидели в Малом театре, смотрели Ермолову, Садовского, Лешковскую.
Вот какая жизнь в Москве среднего буржуа на рубеже четвертого года войны и сто сорок пятого дня революции!
После театра чай, и на сон грядущий грешная молитва о благах для себя, для детей, для близких и родных, об упокоении усопших и мире всего мира!
Невежество масс есть главный источник всех поражающих Россию бедствий.
Самодержавие почти подвело Россию к военной катастрофе, но вялость нового правительства за четыре месяца его существования принесла стране больше вреда, чем самодержавие за предыдущие два с половиной года.
Выбросил в окно мышь из мышеловки. Ужасно, ужасно, ужасно убивать живое. Когда-то (мне было лет семь, в Карсе) я под дождиком бегал за прислугой и плакал, и просил не убивать мышь, а выпустить.
Некоторое время тому назад Керенский сказал императору, что они не смогут оставаться в Царском Селе. Обсуждали место ссылки и сошлись на Крыме. Это очень устраивало императора, и начали паковать чемоданы, как вдруг пришел приказ взять с собой все меховые вещи и теплую одежду. Значит, ожидается путешествие не в Крым, а на север. Повар, сопровождающий императорскую семью, получил приказание запастись едой на пять дней, и император вычислил, что целью пятидневной поездки может быть только Сибирь.
Боли в спине, страшно боюсь пошевелиться. Приняла горячую ванну, выпила салипирин, надеюсь, поможет. Погода очень жаркая, тихая. Прибыла некая комиссия с целью проверить, как мы здесь живем и как за нами надзирают. Что ж, посмотрим, станет ли лучше или, может быть, еще хуже, ведь в последние дни нам строят всевозможные каверзы и чинят всяческие препятствия, когда мы собираемся куда-нибудь выехать. Читать далее
Толпа солдат, изобличив товарища, бывшего дезертира, в похищении кошелька у раненого, пыталась расправиться с ним, но была удержана увещеваниями командира. По дороге на гаупвахту вор, встреченный другой партией, был вырван из рук конвоя и растерзан.
Мой ферлакурВолокита (от франц. faire la cour — «ухаживать за женщиной, волочиться»).-«комкор» сегодня «в сияньи ночи лунной» предавался вожделенным мечтам и воспоминаниям о «добром старом времени», как-де военачальники наши «прекрасно жили», как обжирались, опивались и пировали, безраздельно, бесконтрольно распоряжаясь казенным добром, превращая казну в дойную корову для себя и войсковыми частями пользуясь как своими вотчинами. Претит душе моей и пересоленный теперешний демократизм, омерзительно и воздыхание «комкора» о веселых расплюевских днях.
Чем питаться? Столичные врачи беспомощно разводят руками.
— Не знаешь сейчас, как и пользовать больных, — говорят они. — Хочешь помочь больному и не можешь, потому что желудочным больным нужна диета, нужно, как единственно возможное для них питание, молоко, масло и яйца, но ни того, ни другого, ни третьего у нас в Петрограде нет.
Читать далее
Многоуважаемый Аким Львович! Посылаю Вам для вашего отдела заметку по поводу книги П… о масонстве. Предполагал написать еще об одной книге (Карпентера «Любовь и смерть»), но не могу этого сделать за такой короткий срок. Непременно напишу о книге В. Иванова «Борозды и межи», но это уже будет настоящая статья. Очень сочувствую образованию в «Биржевых Ведомостях» нового отдела под Вашей редакцией.
Хочу с Вами откровенно поговорить относительно гонорара. Вы коснулись этого вопроса в письме, и это облегчает мне разговор на эту тему, всегда неприятную. Я получаю в «Биржевых Ведомостях» по 25 копеек за строку за все статьи. Но я хотел бы повысить гонорар до 30 копеек за все статьи, независимо от их размера. Я считаю это справедливым ввиду изменения ценности денег и кратным вздорожанием жизни, вызывающим повышение заработной платы. Читать далее
ПредседательПопечитель городской Художественной галереи П. и С. М. Третьяковых, художник доложил, что Говоровым предложено приобрести из его собрания портрет композитора Верстовского (рисунок карандашом) работы художника Солнцева (подписной) за 200 рублей. Читать далее
Съезд пацифистов в Уэльсе завершился беспорядками. Более двух сотен делегатов прибыли сегодня на мероприятие, проводимое под эгидой Совета солдат и рабочих. Однако, прежде чем они успели открыть заседание, в холле началось стремительное движение, переросшее в массовую драку на ступенях и в коридорах здания. Среди атаковавших было много демобилизованных солдат и матросов. Они преуспели в захвате фойе, а затем провели там патриотический митинг. Толпа насчитывала около 2 тысяч человек, и большинство из них принимали участие в драке. Обстановке здания был нанесен значительный ущерб, многие окна были разбиты. Делегаты пацифистского съезда были вынуждены искать спасение в потайных уголках, однако их все равно выдворили наружу.
Голова Керенского наполнена была исключительно теорией и доктриной, но, соприкоснувшись с действительностью, он стал поворачивать на государственно-практический путь, и это уже не тот социалист, которым он начал, хотя все‑таки выкрики бывают. Читать далее
Вышел приказ Корнилова об украинизации корпуса. Раз Корнилов требовал настойчиво украинизации, я ничего не имел против того, чтобы была украинизирована 153-я дивизия. Это была дивизия последней формации, плохо снабженная, несбитая и ничем доблестным во время последних боев себя не проявившая. Читать далее