Председатель. Формулируем кратко, но точно, на какую надобность вы получили 1 300 000 рублей? Будем говорить сначала, для ясности, о первой сумме, о 980 000 рублей. На что вы их израсходовали?
Хвостов. Я предполагал провести выборы в губерниях совершенно иным способом, чем они велись; у меня был отчасти выработан в голове план уже давно. Я думал, когда разрабатывал план, вести дело помимо административных давлений, помимо других вещей, которые уже невозможно было при новых выборах применять, потому что слишком уж много шуму Государственная дума подняла. Наконец, слишком ясны были дефекты всех систем предшествовавших выборов; как провести выборы так, чтобы Дума была хотя немного лучше по отношению к правительству, к существовавшему строю, чем четвертая Дума? И вот тогда я составил себе план.
Председатель. Какие же средства не административного давления и не явно преступные вы хотели употребить?
Хвостов. Я хотел, как в области управления, так и в области подготовки, подготовить это рублем, а не дубьем.
Председатель. Это вообще. Давайте говорить деловым языком; из области метафор перейдем к делу.
Хвостов. Мне хотелось вещественно организовать огромное акционерное общество получастного, полуправительственного характера, то есть для всего общества, для частных непосвященных лиц, это было бы огромное акционерное общество. А для лиц, посвященных на самом деле, — получастного характера, в которое были бы введены частью люди, необходимые Министерству внутренних дел, частью различные люди из общества, уже привлеченные.
Председатель. Позвольте ясно и отчетливо формулировать; вы хотели воздействовать на общество и на широкие народные круги путем печати, и ваш план заключался в создании акционерного общества с целью воздействия на печать. Каким способом хотели вы воздействовать на печать?
Хвостов. Самым разносторонним образом. Во-первых, путем распространения газет не правого направления, явно правительственного, а газет партийных, разных противоправительственных направлений, с тем только, чтобы эти газеты говорили смягченным тоном, более мягко.
Председатель. Вы хотели, значит, чтобы это общество распространяло противоправительственные мысли, но в смягченной форме?
Хвостов. Нет, не противоправительственные мысли, не явно противоправительственные, но шедшие в уровень интересам правительства.
Председатель. Значит, я повторил ваши слова и совершенно точно формулировал вашу мысль?
Хвостов. Я объясню, я хочу более подробно сказать, как это было; не путем захвата в руки всех органов, если можно так выразиться, путем распространения печати, например, киосков, потом — все издательства книжные, телефонные сообщения, провинциальная печать, конторские объявления, кинематографы, кинематографические фабрики. Значит, с пяти или шести сторон незаметным образом взять в свои руки всю литературу и даже издания отдельных книг. Если обыкновенно считать, что у нас издательство дает, положим, 40 процентов…
Председатель. Хорошо, погодите. Будем говорить кратко, но вразумительно. Вы таким образом исчерпали круг задач этого общества?
Хвостов. Да, мне кажется, исчерпал. Это давно было; если бы устав у меня под рукою… Ведь у вас он находится?
Председатель. Создание этого общества, с этими именно целями, было вашим методом ведения предвыборной борьбы, и на это вы исходатайствовали 8 000 000 рублей?
Хвостов. Да, приблизительно; я получил согласие на 8 000 000 рублей.
Председатель. Слушаю-с. Теперь скажите: в ноябре месяце вы при помощи сношений с министром финансов исхлопотали себе кредит на 1 500 000 рублей?
Хвостов. Так.
Председатель. В декабре месяце вы начали получать из 1 500 000 рублей и в течение декабря выбрали 980 000 рублей. На что же вы их употребили, в пределах этих целей?
Хвостов. У меня уже заранее, так сказать, с начала октября, почти месяц все компановалось и обсуждалось. Были привлечены сотрудники, не в том смысле, как в департаменте полиции, а помощники; помощники отнюдь не из лиц, которые были, по видимости, со мною близки для того, чтобы были секретные помощники, и потом лица, которые были посвящены не в секретную часть, а только в деловую часть этого акционерного общества, и то не всего, а той или другой из отдельных отраслей. Это был только грубый план. Кампания была далеко, и мне хотелось организовать акционерное общество и оставить его на весу, потому что туда могли войти лица совершенно нежелательные. Преподлагалось выпустить акции этого общества. Акции могло получить лицо нежелательное.
Председатель. Об этом не будем говорить. Давайте вести деловую беседу.
Хвостов. Именно, я к этому и веду. Я говорю, раз общество не могло еще быть утверждено, не все было окончательно готово для этого, то мне нужно было подготовить секретных или тайных деятелей, которые в качестве газеты или в качестве издательства вошли бы потом в это большое акционерное общество, захватили бы там раньше веревочку, если можно так выразиться, захватили бы власть раньше, чем войдут туда привходящие течения, не слишком заинтересованные обществом.
Председатель. Совершенно не понимаю, что это значит?
Хвостом. Это секретные кадры. Если я пущу в ход акционерное общество, туда войдут либо газеты, либо издательства. Но мне нужно, чтобы в это акционерное общество вошли те издательства, которые работали.
Председатель. Войти в акционерное общество, которое не существует, нельзя. Стало быть, если вы говорите, что ваша подготовка заключалась в том, что они входили в несуществующее общество, то вы говорите неделовым языком.
Хвостов. Я вам совершенно не то сказал. Я говорю, что акционерное общество должно было быть, предположим, в феврале или марте. Раньше чем его окончательно пустить гласно, нужно было негласно подготовить его участников.
Председатель. Это значит трата на подготовку участников общества?
Хвостов. Заинтересовать газетных сотрудников, заинтересовать газеты.
Председатель. В чем?
Хвостов. Заинтересовать в участии, чтобы они были наши, собственно говоря, правительственные; чтобы они потом шли в это акционерное общество как правительственные работники. Например, купить ту или другую газету, приобрести то или другое издательство.
Председатель. Какую же вы газету купили и какое издательство приобрели?
Хвостов. Это вопрос, который я должен обойти молчанием.
Председатель. Этого вам не придется сделать. Вы перед Комиссией, которая должна потребовать от вас ответа, по должности министра внутренних дел. Вы можете и могли тратить ваши деньги. Государь император мог тратить свои деньги. Но оба вы народные деньги без отчета тратить не могли. Вы должны дать отчет в трате народных денег. Это не только ваша формальная обязанность, это обязанность и моральная; ни через одну из этих обязанностей перешагнуть вам не удастся. Я требую у вас отчета, и вы этот отчет должны дать. Потрудитесь обьяснить, на что вы тратили эти деньги?
Хвостов. Я указал в общем, на что они тратились.
Председатель. Простите, Алексей Николаевич, будем говорить как деловые люди. Когда у человека спрашивают, на что он истратил миллион, а он отвечает на это: «я в общем сказал», — это значит, что он не отвечает. Подумайте, какая и формальная, и моральная вина ложится на вас с этим ответом.
Хвостов. Я признаю, что на меня эта вина ложится в смысле, так сказать, нарушения вашего права проверки. Но я не вижу, в чем тут вина, если мы действуем по уставу уголовного судопроизводства. Всякий обвиняемый имеет право не отвечать на те вопросы, которые считает невозможными.
Председатель. Вы здесь не обвиняемый. Вы здесь бывший министр внутренних дел, который должен дать отчет в своих действиях.
Хвостов. Но я уже привлечен в качестве обвиняемого.
Председатель. Это дело следователя и вашего разговора с ним. Не угодно ли вам дать отчет перед Комиссией, требующей у вас объяснений в израсходовании этой суммы, 1 300 000 рублей?
Хвостов. Да, я все сказал, больше прибавить не могу; называть поименно, кому я давал, не могу.
Председатель. Почему?
Хвостов. Вследствие того, что, на мой взгляд, вы при обратном допросе тоже не называли бы тех лиц.
Председатель. В этом заключается ваш взгляд?
Хвостов. Выдавать тех людей, а иногда целые издания, которые я покупал, мне претит.
Председатель. Я не понимаю. Теперь торговли людьми не существует. Что значит покупали человека? На какое-нибудь действие?
Хвостов. Ну да.
Председатель. Каковы были действия этих людей?
Хвостов. Человек вел какую-нибудь противоправительственную газету. Если он согласился за известную мзду войти в такое правительственное общество…
Председатель. Которое не существовало?
Хвостов. Но которое организовывалось, что ему было известно…
Председатель. То есть вы истратили 1 000 000 рублей на то, что люди, может быть, войдут или предполагают войти в это акционерное общество?
Хвостов. Да, на то, что они войдут в это акционерное общество, за то, что они обещали стать правительственными деятелями. За то, что они вошли.
Председатель. Как можно войти в общество, относительно которого вы сами изволили признать (и для этого у нас достаточно есть документов), что оно еще не существовало?
Хвостов. Оно не существовало как гласное общество, но существовало как негласное. Кадры его были набраны, оттого я торопился.
Председатель. Что же эти кадры делали?
Хвостов. Кадры эти взяли на себя обязанность, будучи противоправительственными органами, отдать себя в полное распоряжение правительства.
Председатель. Что значит: взяли на себя обязанность? Взять на себя обязанность не есть действие.
Хвостов. То есть они стали иначе писать, иначе действовать; стали подбираться, чтобы войти в это общество.
Председатель. То есть к чему они стали подбираться?
Хвостов. Ни к чему не подбираться. Они стали подбирать такой состав работников, чтобы им было удобнее.
Председатель. Что же, эти люди и эти органы печати существовали тогда?
Хвостов. Они существовали тогда. Новых людей не изобретали и изданий новых не изобретали. Кинематографические разные заведения, киоски частью приобретались.
Председатель. Что значит — приобретались киоски?
Хвостов. Право торговли на разных железных дорогах приобретали заведомые агенты правительства.
Председатель. У кого? У правительства?
Хвостов. У железных дорог.
Председатель. Но ведь железные дороги принадлежат правительству. Правительство в праве отдать тому или другому, а не третьему. Вы говорите, что давали большие деньги на то, чтобы они приобретали киоски?
Хвостов. Есть частные железные дороги, не правительственные; деньги давали за то, чтобы Иван или Петр перешибал на торгах или так или иначе устраивал, чтобы в его распоряжении оказались киоски, чтобы он сделался арендатором киосков.
Председатель. При этом вы не можете назвать ни Ивана, ни Петра, ни Сидора?
Хвостов. Я считаю, что раз я привлекаюсь в качестве обвиняемого по этому делу, то я пользуюсь своим правом в качестве обвиняемого считать, что с моей стороны правильно будет не называть, ввиду того, что мне претит всякое предательство. Может быть, я ошибаюсь.
Председатель. То есть вы организовали шайку преступников и называете предательством выдачу шайки этих преступников?
Хвостов. Да, с точки зрения существующего строя, но с точки зрения того строя, которому я служил, это не были преступники.
Председатель. То есть вы ставите себя в такое положение: когда жандармский офицер последнего охранного отделения расходовал деньги на так называемых секретных сотрудников, то он представлял оправдательный документ; вы же, бывший министр внутренних дел, ставите себя в положение худшее, чем последний из ваших бывших подчиненных, который все-таки отчитывался в этих деньгах.
Хвостов. В каждой копейке я отчитывался неопровержимыми актами.
Председатель. Какими вы неопровержимыми актами отчитывались?
Хвостов. Я отчитывался отчетами, с представлением подлинных расписок.
Председатель. Этих самых людей?
Хвостов. Да.
Председатель. Вы не чувствуете моральной потребности теперь, когда утверждаете, что эти расписки сожгли, дать указание для того, чтобы проверить, действительно ли вами были израсходованы деньги? Мы люди взрослые, Алексей Николаевич, и вы не можете не понимать, что на вас, таким образом, падает подозрение даже не в денежной растрате, а в присвоении этих денег.
Хвостов. Я знаю, на меня падает очень тяжелое подозрение.
Председатель. И вы не склонились под тяжестью этого падающего подозрения?
Хвостов. Не склонился потому, что, по моему убеждению, всю массу людей, которые, собственно, ничем особенно не виноваты, опять тащить сюда…
Председатель. Если они не виноваты, почему же их не тащить сюда?
Хвостов. Нет, с точки зрения теперешней они виноваты.
Председатель. То есть, с какой точки зрения они виноваты? Какой закон они нарушили?
Хвостов. Тогда, по-моему, никакого.
Председатель. Так что это не преступники с точки зрения закона?
Хвостов. Да, закона того времени. А с точки зрения теперешнего — преступники.
Председатель. Значит, это не формальные преступники, а моральные, так сказать, преступники?
Хвостов. Я не знаю, как считают теперь, но знаю, что эти люди за деньги обязывались чем-нибудь служить правительству.
Председатель. Если правда, что они обязывались за деньги служить правительству, теперь на карту ставится ваша честь, ибо на вас падает подозрение в корыстном преступлении, не правда ли? Вы не желаете для того, чтобы снять с вас подозрение, чтобы была установлена правда относительно этих людей, которые, по вашим словам, за деньги собирались что-то сделать?
Хвостов. В этом отношении я не хочу просто выдавать сорок или пятьдесят человек, которые несомненно пострадают.
Председатель. В каком отношении пострадают?
Хвостов. Их будут судить.
Председатель. Вы сами только что признали, что они никакого закона не нарушили.
Хвостов. Теперь их будут судить с точки зрения теперешнего закона и всячески шельмовать.
Председатель. Вы сказали, что с точки зрения существовавшего закона они не виноваты?
Хвостов. Да, но с точки зрения теперешнего их будут шельмовать и будут судить.
Настала чудная жаркая погода. Хорошо погулял с Татьяной. Караул от 1-го стр. полка был в порядке, также караул от 2-го стр., сменивший его сегодня. Распилили вчерашние четыре ели на самой дорожке. Работать было жарко. Выкупался в ванне до чая. Просматривал старые альбомы наверху в новом кабинете.
Предаюсь животному существованию: ем, сплю, гуляю под древними березами, а по вечерам гляжу на старые портреты, стараясь угадать, что подумал бы, например, прадед Андрей Петрович, если бы мог увидеть судьбу своего потомка.
Окидывая взглядом прошлое, т.е. 4 месяца революции, мы должны сказать, что эти четыре месяца при всех трудностях, которые переживала революция, были периодом розовой мечтательности юности в сравнении с тем периодом, в который теперь она вступила. Читать далее
В исполнение своего долга я вкладывал душу, войска меня знали так же, как и я их знал, а потому меня крайне оскорбило, когда на другой день после совещания в Ставке я получил следующую телеграмму: «Временное правительство постановило назначить вас в свое распоряжение. Верховным главнокомандующим назначен генерал Корнилов. Вам надлежит, не ожидая прибытия его, сдать временное командование начальнику штаба Верховного главнокомандующего и прибыть в Петроград. Министр-председатель, военный и морской министр Керенский».
После ужина, во время безоблачного заката, еще совершили прогулку на лодке. К сожалению, одолевают комары. Я поработал сегодня лучше, чем все эти дни: закончил красками вчерашний набросок играющих в гусёк, сделал два рисунка в Зинкине. Приветливая помещица из расспросов Эрнста обнаружила, что она не прочь была счесть нас за немецких шпионов. Надо заметить, что вчера к ней приехал сын-юнкер, чей голос басит из открытых окон. Он, очевидно, и взбаламутил ее рассказами о петербургских ужасах и о «предателе Ленине», бежавшем в Германию.
Наслаждаюсь Стендалем. Если такая погода продлится, то я еще успею, пожалуй, полюбить этот край.
Ленин в настоящее время находится в Германии. В дни военного бунта Ленин со своими друзьями все время находился в Кронштадте. Здесь он получал известия о положении дел в Петрограде. Когда большевики потерпели поражение в Петрограде, кронштадтские большевики на шлюпке перевезли переодетого Ленина на финляндский берег.
Минуя Белоостров, Ленин через Гельсингфорс добрался до границы, откуда переехал в Стокгольм. Вместе с Лениным уехала также и его жена Надежда Ульянова. Из Стокгольма при посредстве германского посланника фон-Люциуса и Ганецкого-ФюрстенбергаРеволюционер, большевик Ленин был переправлен в Германию. Об этом власти получили полуофициальные сведения из Петербурга.
Попросила книг, тетрадь для заметок. Написала заявление. Надзирательницы холодно-вежливы. Но чувствуется: не одобряют «большевичку». Они — «патриотки», за войну до победы. Служили здесь при старом режиме. Очень были недовольны «разгромом» тюрьмы в февральскую революцию.
— Помилуйте, новые подстилки на койки сожгли… Каторжников да хулиганов на улицу выпустили.
Изнанка вещей. Некто Семенов в «Вечернем времени» делает сенсационные разоблачения о немецком шпионаже. Он сам бывший шпион: об этом знают и, запугивая, используют. После чего его тоже отдают под арест.
Фишель женится в среду: пребывает в самых лихорадочных экономических изысканиях относительно обеда. Авто стоит 75 рублей в час! Читать далее
Путь в буфет Исполнительного комитета был в эти дни маленькой Голгофой. Там раздавали чай и черные бутерброды с сыром или красной зернистой икрой: ее было много в Смольном и позже в Кремле. В обед давали щи и кусок мяса. Буфетчиком Исполнительного комитета был солдат Графов. В самый разгар травли против нас я заметил, что Графов подсовывал мне стакан чаю погорячее и бутерброд получше, глядя при этом мимо меня. Ясно: Графов сочувствовал большевикам и скрывал это от начальства. Я стал присматриваться. Графов был не одинок. Весь низший персонал Смольного — сторожа, курьеры, караульные — явно тяготел к большевикам.
Потеплело, ветер слегка улегся. Чувствовала себя очень неважно. Сколько же унижений мы терпим от наших надзирателей, сколько же неприятностей они нам причиняют! Погуляла немного в саду с дочерьми. Сразу после завтрака прибыл врач, чтобы осмотреть мальчиков. Но не успел он начать осмотр, как прибежал этот гнусный унтер-офицер и самым бессовестным образом стал прогонять его, говоря, что его имя, дескать, не внесено в книгу дежурств караула. Читать далее
В этой страшной борьбе между контрреволюционными элементами и Революцией клевета играет (как всегда в таких случаях) отвратительную роль. Те самые жестокие призывы, которые были обращены против тех, кто боролся против июньских повстанцев и Коммуны теперь направлены против большевиков. Все либеральные газеты взялись поливать грязью Ленина и его окружение, чтобы потом иметь возможность морально уничтожить того, кого называли Маратом русской революции, «кристально чистым борцом», как писала «Правда», «сердце и мозг революции».
Формирование польского корпуса было возложено Ставкой на Западный фронт. Во главе корпуса я поставил генерала Довбор-МусницкогоИосиф Довбор-Мусницкий (1867–1937) — русский и польский генерал, сторонник национализации польских военных частей.. Сильный, энергичный, решительный, бесстрашно ведший борьбу с разложением русских войск и с большевизмом в них, он сумел создать в короткое время части, если не вполне твердые, то, во всяком случае, разительно отличавшиеся от русских войск дисциплиной и порядком. Дисциплиной старой, отметенной революцией — без митингов, комиссаров и комитетов. Такие части вызывали и иное отношение к себе в армии, невзирая на принципиальное отрицание национализации.
Я шел из склада «Жизнь и знание» к Вольфу в Гостиный двор. Едва я вышел из подъезда, как заметил толпу и услышал крики. Три солдата вели какого-то буйного пьяного чиновника. Он брыкался, кричал отвратительные слова во всю глотку, ложился на мостовую, вырывался из рук. Нападал на солдат. Те тоже его били. Я как загипнотизированный шел за ними. Заметив, что они идут в «комиссариат», я юркнул туда же раньше их и поднялся по лестнице в помещение «комиссариата». «Бейте меня, грабьте меня, не боюсь я плетки», — кричал чиновник. В «комиссариате» его поместили в «смирительную комнату» (с грязным, взбившимся и будто ощетинившимся тюфяком) и здесь оставили… Я больше не ждал и ушел. Должен сознаться, как это ни омерзительно, что я шел, думая, что в «комиссариате» его будут бить, как в грязном «старорежимном участке». Сердце мое колотилось в груди. Я сам бы, должно быть, себя не узнал, если бы увидел себя со стороны.
В Кисловодск на другой день после именин Вовы, в 10 часов вечера. АндрейКузен Николая II, пятый в очереди на престол нам нанял комнаты на даче Щербинина, на дочери которого был женат офицер Добжинский. Дача — одноэтажное здание летнего типа, все комнаты сообщались между собою, но, кроме того, имели выход с обеих сторон на крытые галереи, на улицу и на двор. Каждый имел по одной комнате. Дача расположена на Эмировской улице. Оставив вещи дома, мы сразу пошли ужинать в грузинский ресторан Чтаева, в саду, в беседке; Андрей со своим адъютантом Кубе ужинали с нами. Они заказали чудные грузинские блюда. После долгого утомительного путешествия этот ужин в саду показался нам роскошным и замечательно вкусным. Читать далее