Толпою лиц, именовавшихся анархистами-коммунистами, было предъявлено начальнику одиночной петроградской тюрьмы требование об освобождении некоторых заключенных. Начальник тюрьмы подчинился угрозам, не оказав сопротивления, и освободил по указанию анархистов семь арестантов, в том числе подозреваемых в шпионаже Мюллера, Микеладзе, провокатора Стрельченко, трех уголовных преступников и арестованного на фронте Хаустова. За это нарушение служебного долга Временное правительство предписало начальника тюрьмы отрешить от должности, арестовать и предать суду.
Ввиду сведения о том, что освобожденные арестанты скрываются на даче Дурново, занятой анархистами, Временное правительство предписало через министра юстиции прокурору Петроградской судебной палаты произвести на даче обыск и аресты виновных в этом деле лиц при содействии воинской силы, ибо можно было предвидеть вооруженное сопротивление.
Наряд войск вместе с прокурором палаты прибыл около 4 часов утра к даче Дурново; через комиссара милиции, находившимся в даче, было предложено выдать освобожденных арестантов, указав виновников этого нарушения закона, и впустить для проверки выполнения этих требований представителей власти. После переговоров находившиеся в даче отказались исполнять эти требования, вследствие чего прокурор палаты обратился к содействию военных властей. Войска вошли в дачу, причем навстречу им было брошено несколько бомб, которые не разорвались, ибо предохранители оказались неснятыми.
Все находившиеся в даче, в числе около 60 человек, были арестованы, при этом один из бывших в даче, оказавшийся по документам АснинымШ. Аснин (Асин) — деятель Петроградской федерации анархистов-коммунистов, убитый при штурме дачи Дурново войсками Временного правительства., был найден в комнате мертвым, с зажатой в руке бомбой. По показаниям свидетелей, он застрелился из револьвера; точное выяснение обстоятельств его смерти производится.
Среди арестованных уже обнаружены некоторые из освобожденных арестантов, выяснение личности остальных производится, и виновные будут переданы следственным властям, а непричастные к преступным действиям — освобождены. При обыске в даче взято много бомб и огнестрельного оружия.
Совсем не сплю. И вторую ночь читаю «Красное и Черное» Стендаля, толстый 2-томный роман, упоительный. Он украл у меня все утро. Я с досады, что он оторвал меня от занятий, швырнул его вон. Иначе нельзя оторваться — нужен героический жест; через пять минут жена сказала о демонстрации большевиков, произведенной в Петрограде вчера. Мне это показалось менее интересным, чем измышленные страдания Жюльена, бывшие в 1830 г.
Я сочинил пьеску для детей. Вернее, первый акт. Лида сказала мне: «Папа, у тебя бывает бесписное время (когда не пишется); пиши тогда для детей».
Уехать из Петрограда — это весьма приятная мечта, и я готов ехать в Конотоп, Камчатку, в Соловки — к черту!
Вчера весь день валялся — что-то мучительно болело, так болело, что я при всем моем терпении скрипел вставными зубами, цена которых — 500 р. Видишь, как это опасно? Сейчас сижу полуодетый, с головной болью и мутью в душе. Выходить не велено. Читать далее
Николаю Степановичу Гумилеву на память о нашей первой встрече в Париже. Береги Вас Бог, как садовник розовый куст в саду.
Перед самым обедом пришла добрая весть о начавшемся наступлении на Юго-Западном фронте. На Золочовском направлении после двухдневного артиллерийского огня наши войска прорвали неприятельские позиции и взяли в плен около 170 офицеров и 10000 чел., 6 орудий и пулеметов 24. Благодарение Господу! Дай Бог, в добрый час! Совсем иначе себя чувствовал после этой радостной вести.
Часов в 5 ко мне пришли Ксения с МифомМефодий Лукьянов — модель и любовник Константина Сомова., принесли «радустную» весть о победе, о наступлении, 9 тысячах пленных и т. д. Для меня эти вести никогда не бывают радостными, скорее делается грустно и тошно. Да к тому же, какое у нас может быть серьезные наступление. И не вызовет ли оно еще больше беспорядков в близком будущем.
Моя система принимать решительно всех, не исключая дам, хлопочущих об родственниках, и всяких аферистов, приводит иногда к курьезным результатам. Раз мой адъютант Масленников, ведающий приемом, с ужасом докладывает: «На приеме сумасшедший». — «Все равно, давай его сюда». — Появляется благообразная личность в кафтане и трагическим полушепотом заявляет: «Я — Иисус Христос». Убежденно заявляю, что ни минуты в этом не сомневаюсь. Собеседник продолжает: «Но для моего проявления мне нужно 40 000 рублей». Читать далее
Генерал, предоставляю вам распоряжаться и занять домБывшая дача Дурново, ставшая после Февральской революции штабом анархистов. войсками.
Принимая во внимание события на даче Дурново, Исполнительный комитет постановляет:
Образовать Особую следственную комиссию из представителей районных Советов, Исполнительного комитета, партий и прокурорской власти, которая должна в 24 часа расследовать события на даче Дурново, проверить законность причины арестов, причем все те лица, которым не предъявлены уголовные обвинения, должны быть немедленно освобождены.
Вместе с тем Исполнительный комитет обращается к товарищам рабочим и солдатам о необходимости сохранения спокойствия и продолжения работ вплоть до выяснения Следственной комиссией всех обстоятельств событий на даче Дурново.
Новость подтверждается. Начиная с полудня на улицах подлинный энтузиазм. Толпятся возле афиш с сообщениями. Немного позднее расхватывают газеты. В обычном спокойствии города после сдержанности вчерашней церемонии такая лихорадка знаменательна. Лица сияют. Я сообщил новость кузине в «Европейской», где мы обедали. По возвращении в бюро некий господин, сопровождавший генерала, сказал мне: «Это победа». Колиньона пронесли с триумфом, Пено участвовал в демонстрации перед Мариинским дворцом. Рядом можно было видеть и красный флаг, и государственный триколор: какое событие! Ругали большевиков, достаточно дерзких, чтобы плохо отзываться о победе. Жена Вельте за это дала одному пощечину. Читать далее
Русские войска перешли в наступление в районе Бржезан — до сих пор взято в плен 9000 человек и 150 офицеров. По улицам уже ходили манифестации, провокаторов, говоривших против войны, арестовывали, солдаты все говорили о том, что едут на фронт.
Опасная карта сыграна: будет успех — положение в смысле крепости власти значительно улучшится, но если начнется отступление, то по логике рисуются довольно мрачные картины.
Большая часть пехоты проявила себя плохо. На некоторых настолько большое впечатление произвела артиллерийская поддержка наступления, к которой они мало привыкли, что солдаты соглашались идти вперед только после того, как вражеские укрепления были полностью уничтожены. Потеряли много офицеров, и солдаты не желали продолжать идти вперед. Каждый знал, что дальнейшее наступление сопряжено с большим риском, зато вернуться назад в свои окопы можно было без малейшего страха наказания. Большинство не хотело еще более усугублять проблемы, идя дальше в неизвестность, зато с удовольствием было готово вернуться к ставшей уже привычной жизни в обороне. Как выразился один русский артиллерийский генерал, «они почувствовали себя брошенными на фронте и вернулись отсыпаться по своим норам». Читать далее
Вчера был у нас в БожикувкеСело, в котором располагалось оперативное отделение штаба 7-го армейского корпуса. Керенскийпремьер-министр; жалко, что не угадал его туда приезда, чтобы улицезреть его; лишился и возможности, таким образом, сняться с ним в общей фотографической штабной группе. А может быть, это и к лучшему? Когда будут вешать Керенского — повесят, пожалуй, и всех, в столь интимной купе с ним бывших?! Читать далее
Молока уже не отпускают в обещанном количестве. В «барском» доме появилось шесть еврейских семейств, которые поглощают баснословную массу молока, при этом грозятся милицией — словом, гвалт. Масла совсем нет, картофеля тоже, белого хлеба тоже, живем «подачками» мясника и рыбака, а на них рассчитывать в полную меру нельзя. Вот где оно, хваленое «благосостояние» деревни, с которым наши ура-патриоты носились еще шесть месяцев назад! Читаю «Летопись», подряд всю беллетристику. Большую прелесть придает дому котенок. Мотя кокетничает с Кокой.
Утро я провела у окна с забинтованной головой, наблюдая за тем, как проходят подготовку мои девушки. Я чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы присутствовать вместе с РодзянкоПредседатель IV Государственной думы на завтраке. Он заехал незадолго до полудня и привез меня в Зимний. В вестибюле председатель Государственной думы представил меня генералу КорниловуГенерал, Верховный главнокомандующий.
— Очень рад познакомиться с вами, — сказал он, пожимая мне руку. — Примите мои поздравления по случаю вашей убедительной победы в борьбе против комитетов.
В этот момент появился Керенскийпремьер-министр. Все встали, приветствуя его. Он пожал руку Корнилову, Родзянко и мне.
Затем нас пригласили в обеденный зал. Керенский сел во главе стола. Меня посадили напротив Керенского, Родзянко расположился по правую руку от Керенского, а Корнилов — справа от меня. Присутствовали также три генерала союзников. Один сидел слева от меня, двое других — между Керенским и Корниловым. Разговор велся преимущественно на иностранном языке, и я ничего не понимала. Кроме того, я не знала, как правильно держаться за столом, с помощью каких приборов есть то или иное блюдо, и сильно краснела, украдкой наблюдая за соседями по столу.
Был старый‑старый, сколоченный веками из разных пристроек и частей дом. В последние два века дому старались придать единство фасада. Но фасад не объединил составлявших его частей. Разразилась небывалая в мире гроза, и дом не выдержал, треснул и готов совсем разваливаться. Пока он был цел, люди, жившие в нем, чувствовали стыд и уважение к старому дому; когда он стал рассыпаться, исчезла и нравственная сдержка, и обитатели дали волю самым низменным инстинктам. Вот сравнение, пришедшее мне в голову при мысли о том, что творится в России. Читать далее