4 октября 1917. Владимир Бурцев

Без вымысла

Проект 1917 — это события, произошедшие сто лет назад и описанные их участниками. Только дневники, письма, воспоминания, газеты и другие документы.
Проект начинается 14 ноября 1916 и заканчивается 18 января 1918.

Петроград

Мой ответ на открытое письмо ко мне Короленко в «Русских Ведомостях» является не по моей вине сильно запоздавшим.

Только теперь, на страницах «Общего Дела», я впервые смогу на вопросы, которые ставятся мне, отвечать так, как считаю это нужным, и всякий раз, когда сочту это нужным.

Сегодня я возвращаюсь к письму Короленко, между прочим, и потому, что вчерашние газеты в связи с именем Отто БауэраОтто Бауэр — один из лидеров социал-демократической партии Австрии. остановили внимание русских читателей на теме, весьма близкой к той, на которую отвечал мне Короленко.

До революции известный австрийский соц.-демократ Отто Бауэр жил в России в качестве военнопленного, под надзором полиции, и на него смотрели как на опасного в военном отношении человека.

Республика моментально его освободила. С горячими приветствиями встретил его Сов. раб. депут., и Бауэр принимал участие даже в его закрытых заседаниях.

Как к товарищу к нему относилась та часть социалистической прессы, которая защищала РаковскогоХристиан Раковский — болгарский революционер, подозреваемый в шпионаже в пользу Германии и Австрии., а также Гримма и Парвуса. Когда кто-нибудь указывал на Бауэра как на врага России, то в этом видели контрреволюцию. Вскоре Отто Бауэр был отпущен к себе на родину с пожеланием ему всяческих успехов. Ныне газеты сообщают, что на родине Бауэру правительством поручено официально бороться с Россией во славу Вильгельма.

Как ни удивило меня письмо Короленко своим содержанием и формой, в которую оно было облечено, как ни была ясна для меня ошибочность его позиции, тем не менее я тогда же имел в виду ему ответить.

Не без удовольствия тогда же я убедился в том, что одинаково со мной к письму Короленко отнеслись и многие другие, мнением которых мы оба одинаково имеем право дорожить.

Газеты, так отзывчиво всегда относившиеся к каждой строчке, написанной Короленко, прошли молчанием это его письмо…

Это был первый ответ Короленко на его письмо ко мне.

Единственная газета, которая перепечатала письмо Короленко, и перепечатала его целиком, с каким-то особенным смакованием, была горьковская «Новая Жизнь». Письмо Короленко в этой газете было помещено почти одновременно с одним наглым «Открытым письмом» ко мне какого-то Дауге по одному кляузному, заведомо злостному поводу.

Это был второй ответ Короленко на его письмо ко мне.

Защищая Раковского, Короленко просит поставить его имя рядом с именем Раковского и одинаково их или обвинять, или защищать.

Разумеется, этой просьбы Короленко мы ни в каком случае выполнить не можем. Для нас Короленко есть Короленко и таковым останется навсегда. Он может совершить ту или иную ошибку, когда он говорит по поводу малознакомых для него вопросов, но от этого он никогда не будет походить на Раковского.

Для меня Короленко и Раковский, так сказать, — «две большие разницы».

Когда я буду говорить о взглядах и деятельности Раковского, я всегда буду говорить об этом без всякой их связи со взглядами и деятельностью Короленко, — и наоборот.

В своей статье «Или мы, или немцы и те, кто c ними», помещенной в 3-м номере «Будущего», я говорил о Раковском и ряде других лиц как о политических деятелях, которые, по моему мнению, занимают крайне вредную позицию в нынешней войне и являются вольными или невольными агентами Вильгельма II и выполняют его задания.

Утверждать это лично по отношению к Раковскому я имею много оснований.

Во время войны Раковский жил в Австрии, защищал австрийскую ориентацию в противовес русской и имел дело с Парвусом и его компанией.

Появившись во время революции в Петрограде, он сделался сотрудником пораженческой газеты «Новая Жизнь», примкнул к тем членам Совета солдатских и рабочих депутатов, кто вел пораженческую линию, поддерживали против моих обвинений Гримма и О. Бауэра и все время являлись, по моему мнению, одной из причин наших несчастий на фронте.

Короленко желаетъ смотреть на выступления Раковского в литературе, в Сов. рабочих и солдатских депутатов, на митингах и т. д. как на деятельность исключительно идейную, и любуется ею как таковой с беспристрастием литератора и историка даже тогда, когда он с ней не согласен.

Для меня нынешняя деятельность Раковского и тех, под знаменем которых он работает, привела Россию к Тарнополю, Риге, братанию на фронте, к немецким десантам и т. д. Ввиду именно этого я решительно отказываюсь в настоящее время, подобно Короленко, смотреть на Раковского и его деятельность с беспристрастием историка.

Может быть, в мирное время, в словесных дебатах и в литературной полемике я и сам, подобно Короленко, смог бы благодушно выслушивать все то, что теперь говорят наши пораженцы, но сейчас этого делать я не могу.

Пораженчество Раковских, которое они развивают на страницах «Новой Жизни», приводит к разгрому нашей армии, к гибели России, т. е. к тому, что так нужно для немцев, для чего они платят безумные суммы своим вольным сознательным агентам, действующим в России, для того чтобы они подбивали невольных своих помощников и союзников к этой же проклятой работе.

Вот из какой оценки деятельности Раковского вышел мой протест против него и против многих других сознательных и бессознательных немецких агентов, льющих воду на немецкие мельницы.

Кто из них сознательно, кто бессознательно помогает Вильгельму в его планах, в этом нам в настоящее время трудно разобраться, а иногда и нельзя. Но в этом, главным образом, и заключается вопрос о нашем отношении к Раковским.

Короленко, подобно многим русским общественным деятелям, добродушно относится к своим теоретическим разногласиям с Раковским и тем самым, по моему мнению, жестоко относится к вопросам о войне.

Мне хочется верить, что в моей оценке деятельности Раковского меня поймет и сам Короленко, если он будет иметь в виду сущность моего взгляда на его деятельность.

Вот на основании чего я решаюсь высказать это.

В своем открытом письме ко мне Короленко говорит:

«Я — не кенталец, не циммервальдист, даже не интернационалист в том узком смысле, какой ныне придается и этому слову. Защиту родины считаю важнейшей из ближайших задач, а настроение, создаваемое так называемым “большевизмом” в стране и на фронте, могу сравнить разве с прививкой горячечной бациллы к ослабленному народному организму».

Предо мной лежит недавнее, не предназначенное для опубликования письмо Короленко ко мне, где он с такой душою говорит о необходимости всем нам позаботиться о том, чтобы наша армия была снабжена здоровой патриотической литературой, т. е. он говорит о том, что так близко для нас обоих и что так далеко для всех Раковских.

Фактические сведения о Раковском, а можетъ быть, о Гримме и о Бауэре, у меня и В. Короленко различны, а потому мы можем различно отнестись к оценке их деятельности. Но я не хотел бы допустить и мысли, что мы могли бы разойтись в оценке того, что теперь нужно для нашей родины.

Мы одинаково страстно хотим для нее свободы, самостоятельности, полной победы в этой войне и ее избавления от векового немецкого пленения.

, и еще

Мне нравится

Комментировать

✍ Также в этот день

Тотьма, Вологодская губерния

Погода туманная, но теплая. Пахал в поле под овес. Скотина везде ломит. Овцы из озимей не выходят. Страм, что такое и есть.

, и еще

26 Мне нравится

4 Комментировать

Москва, Большой Власьевский пер., 4

Нужно громко кричать о том, что в революционной России свободы слова, свободы печати, свободы мысли не существует, ее еще меньше, чем в старой, самодержавной России. Читать далее

читает «Войну и Мир»

Германская империя, Мюнхен, Пошингерштрассе, 1

Какая сильная книга! Ни на что не похоже. И как же я люблю все русское! И как меня веселит презрение Толстого ко всему французскому.

, и еще

38 Мне нравится

88 Комментировать

Принстон, США

Никогда не было хорошей биографии хорошего романиста. Ее не могло быть. В нем самом слишком много людей, если он действительно хороший писатель.

, и еще

20 Мне нравится

4 Комментировать

Тобольск, второй этаж губернаторского дома, ул. Мира, 10

Когда начало становиться очень холодно и большая зала сделалась необитаемой, мы нашли себе приют в соседней, единственной действительно уютной комнате дома, служившей гостиной Ее Величеству. ГосударьРоссийский император часто читал вслух, а великие княжны занимались рукодельем или играли с нами. ГосударыняРоссийская императрица, жена Николая II обыкновенно играла одну или две партии в безикБезик — французская интеллектуальная карточная игра на двоих. с генералом Татищевым, а затем также брала какую-нибудь работу или лежала на своей кушетке.

, и еще

16 Мне нравится

1 Комментировать

Рекомендуемые герои Все