Слова министерской декларации, относящиеся к Константинополю, вызвали и в публике не больше отклика, чем в Думе. Такой же эффект индифферентности и удивления, как если бы Трепов откопал старую утопию, некогда дорогую и с тех пор давно забытую!..
Вот уже несколько месяцев я наблюдаю в народной душе это прогрессивное выцветание византийской мечты. Очарование прошло. Охладеть к своим мечтам; бросить то, к чему стремился, чего жаждал с величайшим пылом; чувствовать даже известного рода горькую и едкую радость, констатируя свое заблуждение и разочарование — как это по-русски!
Г-жа П. говорит мне сегодня:
— Декларация правительства нелепа. Никто больше не думает о Константинополе. Это было прекрасное безумие, но безумие. А вылечившись от какого-нибудь безумия, его больше не повторяют; делают новое безумие... Трепов и все те, кто пытается оживить в русском народе мечту о Константинополе, напоминает мне тех мужчин, которые думают разбудить любовь женщины, предлагая ей вновь пережить воспоминания прошлого. Сколько бы они ни напоминали, как это было восхитительно в Венеции, ночью, при свете луны, в гондоле — их даже не слушают...
Я больше не хочу носить звание «европейца», которое я охотно принял два года назад. Европа исчерпала свой кредит доверия. Нет, нет, не называйте меня европейцем! Почему тогда не гориллой, или собако-волком? Я принадлежу к человечеству. Я — человек. И я ищу, где бы она ни была, родину человечества. Пока я её не нашел.
Неожиданное и радостное известие в газетах: русские войска пришли под Бухарест и отогнали германо‑болгар, подступивших к Бухаресту с юга. Значит, мы помогаем Румынии.
Жизнь штабная продолжает быть нелепой. Сегодня, впрочем, я чувствую себя лучше, вероятно, потому что проехал вчера верст 10 на хорошей лошади.
Княгиня закатывает нашей компании ужины, от которых можно издохнуть: хороший повар, индюшки, какие-то фарши; вчера я едва дышал.
Сегодня ко мне приехал князь ЮсуповЕдинственный наследник богатейшей семьи Юсуповых, муж троюродной сестры Николая II, организатор убийства Распутина. Мне он очень понравился и внешностью и, главным образом, духовной выдержкой.
«Ваша речь не принесет тех результатов, которые вы ожидаете», — заявил он мне сразу. «Что же делать?» — заметил я. Пристально посмотрев мне в глаза немигающим взглядом, процедил сквозь зубы: «Устранить Распутина. Если вы свободны сегодня вечером, приезжайте ко мне, я вам сообщу мой план».
К 14 декабря я обязан платить в Москве за квартиру, да еще сначала отыскать хозяина. А не заплатишь — могут быть неприятности.
Веденеев деньПраздник Введения во храм Пресвятой Богородицы., подвалило немного снегу. Хотя и мало, но все-таки поехал на дровнях я после обедни. Ездил по сено в Смольянку, а до сего дня кормил сено с сараю. Было навалено на сарае много.
По случаю праздника Введения во храмПраздник Введения во храм Пресвятой Богородицы. поехали к обедне. Завтракало несколько семеновцев. Прогулка была в архиерейском лесу; стоял легкий мороз. Позвали к чаю франц. докт. Cresson, кот. недавно вернулся из германского плена, пробыв там 21 месяц. Наконец удалось почитать и окончить накопившиеся за эту неделю дела. Провел вечер в вагоне.
Играли в разбойники. На дворе сухо и прохладно.
Здесь трудно и тяжело жить, здесь слепо жить. Светит солнце, горит снег, кажется, что ничего не происходит. А ведь происходит! Глухие раскаты громов. Я могу здесь только приводить в порядок мысли. Или беспорядочно отмечать новые. Но о событиях, по газетам, да еще провинциальным, в углу — я писать не могу.
К вопросам «по существу» я уже не буду возвращаться. Только о данном часе истории и о данном положении России и хочется говорить. Еще о том, как бессильно мы, русские сознательные люди, враждуем друг с другом... не умея даже сознательно определить свою позицию и найти для нее соответственное имя.
Скорби, чертог Божий, Прославит вас Господь своим чудом.
У градоначальника, отдел справок. Чиновники производят такое впечатление, словно они заняты там чем-то страшно важным, и если выходят к посетителям и отдают им какую-то справку, то делают это поспешно, с неуважительно-недовольным видом, все время порываясь от них туда, к себе, к своим важным делам. А все их дела как раз и состоят в том, чтобы выдавать этим посетителям справки, уважительно выслушивать их.
Мне сегодня так больно, так бесконечно больно. Я никогда не видела летучих мышей, но знаю, что, если даже у них выколоты глаза, они летают и ни на что не натыкаются. Я сегодня как раз такая бедная мышь, и всюду кругом меня эти нитки, натянутые из угла в угол, которых надо бояться. Читать далее