В 8 часов утра на первый день Рождества ко мне вошла горничная с запиской от моей дочери Марианны, на которой стояло «спешно». Дочь признавалась мне, что в день отъезда Дмитрия она не могла устоять против желания проститься с ним в последний раз, и в час ночи, т. е. за час до его отъезда, нарушив запрещение, проникла к нему.
Она пробыла с ним и, проводив его до дверей, которые он покидал навсегда, вернулась к себе. Двадцать четыре часа спустя, вернувшись из Царского, после очень тщательного обыска в ее переписке, дочь была арестована по приказанию министра внутренних дел Протопопова. Она писала мне через одного надежного человека, чтобы я не беспокоилась, что она ни в чем не нуждается и воспользуется этими днями вынужденного отдыха, чтобы позаботиться о своем здоровье. Я тотчас же сообщила обо всем этом вел. князю, и мы с княгиней Марией решили поехать на автомобиле в Петроград, чтобы навестить Марианну и побыть с ней. Прибыв на Театральную площадь, 8, где жила моя дочь, мы натолкнулись на двух часовых, которые пропустили нас, записав наши имена. У Марианны мы нашли весь Петербург. Дамы, которых она едва знала, приходили выразить ей свою симпатию. Офицеры в отставке приходили, целуя ей руку. Никто не мог объяснить себе этой строгой меры по отношению к той, единственной виной которой было желание пожать руку друга, уезжающего в ссылку. Несомненно, дочь приняла добрых шестьдесят человек, пришедших к ней в знак протеста. Я уверена, что приказание пропускать всех было дано для того, чтобы записать фамилии лиц, которые тем самым брались под подозрение. Два дня спустя, по настоянию моего старшего сына и других лиц, Протопопов освободил ее, что доказывает только, что этот бесполезный арест исходил не от верховной власти, а был произведен по личной инициативе министра. И подумать только, что такие незначительные факты вырывали бездну между верховной властью и обществом...
Чудесная мягкая Рождественская ночь. Лунная, с сугробами и снежной тишиной.
С Рождеством Христовым!
Кто лезет на небо, непременно будет раздавлен небом. Сейчас какое же слово утешения для вас? Сейчас не может быть утешения, а может быть дан только совет. Этот совет — вот он: жить одною семьею, чтобы в едином сердце бился единый пульс. Но как далеки мы теперь от этого и как это прежде всего необходимо! Помолимся же в этот день единым сердцем и поживем этот год единою думою.
Живите в мире, не ссорьтесь, любите и помогайте друг другу. Читать далее
Зашел к Серебряковой. Потом у БенуаХудожник. Под музыку рисование 5 метров грандиозной картины. Рисовали по 3 и чуть ли не по 7 человек. Сразу переоделись в смешные нелепые маски. Картинка: 3 девы Бенуа на берегу моря делают гимнастику в полосатых купальных костюмах. Сомов путешествует по Египту на верблюде. Бенуа, коронованный амурами. Весна — фон для группы из живых масок.
Мило и весело. ПрокофьевКомпозитор аккомпанировал рисованию картины на рояле. Возвращался с Валечкой пешком. Чудная ночь.
У нас рисуют графиня РобьенГрафиня Лаура де Робьен — жена графа Луи де Робьена, атташе французского посольства в Петрограде.. Судя по тону ее разговоров о РаспутинеДруг императорской семьи, представляется абсолютно невероятным, чтоб она была одной из дам, якобы присутствовавших на пиру у ЮсуповаЕдинственный наследник богатейшей семьи Юсуповых, муж троюродной сестры Николая II, организатор убийства Распутина.
Надежды мои, возлагавшиеся мною на праздники, потерпели крушение.
Встретили и провели праздник весело и хорошо, все трезвые. Погода хорошая.
Праздник большой, большой. Скука доходит до изжоги. Размышление о слабости как об источнике зла; и сила, и слабость одинаково могут быть источником зла, от слабости — путь обиды, уединения, подполья; очищение страданием — к деятельной мудрости. Путь злой силы — внезапный поворот к добру.
Крепко целую и шлю свой сердечный привет дорогой Лизаньке, поздравляю с праздником Рождества Христова.
МиняМихаил Михайлович Богословский — сын историка Михаила Михайловича Богословского. получил подарок, о котором мечтал: альбом для коллекции марок. Я положил его на стуле у его кровати ночью.
Я смотрю, как падают и вьются снежинки. Они все похожи и все различны. Они падают мне на руку и нежно тают. Воздушные кристалинки. Невесомые звездочки. Они падают на лицо мне, и не поймешь — обжигают слегка или слегка холодят щеку. Они касаются угла моих глаз. Ресницы мои дрожат, точно легкие крылья бабочки коснулись их. Или нет, точно маленькие маленькие феи не хотят целовать моих губ, но хотят целовать мои глаза. «Это хокку, — шепчу я себе, — это трехстрочные японские малютки хокку». Я говорю себе: «Нужно написать хокку». И в уме моем рождается троестрочие: Читать далее
Видел во сне Императора Павла. Он обнял меня и молча указал на большую дорогу. Мы стояли где-то наверху, на чем — не знаю, но нам были видны сверху деревушки и города и огромная белая дорога (пыль? или снег?). И над головой у него было сияние... Что мне делать? Что мне делать? Я ясно чувствую, что со мной совершается что-то новое и восхитительное. Но вместе с тем тревожное... Я хочу пойти к настоятелю Петропавловского собораВ Петропавловском соборе находится императорская усыпальница. и рассказать ему обо всем...