Гимназисты седьмого класса Тетерников и Титов были в унынии.
Все так хорошо было заранее обдумано и решено и вдруг расстроилось совершенно неожиданно.
И из-за чего-же? Всего только из-за того, что каким-то нелепым распоряжением реквизирована для нужд обороны единственная в городе «гостиница для приезжающих», куда свободно пускают гимназистов.
Где же теперь устроить оргию и афинскую ночь, о которой столько мечтали и к которой так давно готовились.
И вдруг за день до назначенного числа Титову пришла блестящая мысль.
— Надо попробовать, — хлопнул он себя по лбу, — это так просто и так верно.
И в двух словах объяснил своему другу, в чем дело.
Тот тоже пришел в восторг от простого и остроумного плана.
— Если делают другие, почему не сделать нам.
И, собрав компанию «афинян», они ночью подошли к дворцу губернатора.
Сторож пробовал протестовать, но тщетно.
Что мог он возразить этой толпе молодых людей, вооруженных палками и старыми ружьями, и представившей какую-то бумажку, которую старик без очков не мог прочесть.
— Мы — анархисты, — заявили молодые люди, — и занимаем этот дворец для своих надобностей.
— Ни слова больше или — пуля в лоб!
Старик испугался, и дворец через пять минут был занят переодетыми гимназистами.
Надо ли говорить, что афинский вечер прошел с большим успехом.
«Товарищ» Маруська и «товарищ» Верка плясали сарабанду на столе, а гимназисты так перепились, что налили коньяк в лампадки и пытались выбросить за окно пианино.
Утро застало всех в самых неожиданных позах.
Одних под столом среди битой посуды пустых бутылок, других на диванах в объятиях Марусек и Верок, а третьих, наконец, в саду, куда они вышли подышать свежим воздухом и где они заснули под кустами.
Между тем дело принимало серьезный оборот.
Старый сторож прибежал к комиссару с докладом, что толпа вооруженных анархистов заняла губернаторский дом.
Послали милицию.
Милиция походила-походила вокруг дома, но слыша многочисленные голоса и дикие крики, несущиеся из окон, побоялась проникнуть дальше и возвратилась с докладом, что «анархисты буйствуют!».
Полетели телеграммы.
Началось судебное дело.
Из столицы пришло распоряжение о выселении.
Суд тоже постановил выселить анархистов.
Но в городе не находилось смельчака, который взял бы на себя эту сложную и опасную миссию.
Правда, за последние дни «анархисты» притихли и не подавали признаков жизни, но все же страшно было идти в притон этих отчаянных людей без совести и креста на шее.
После долгих колебаний решил рискнуть один отставной полковник, участник трех войн, больной неизлечимой болезнью и потому искавший смерти.
Но в губернаторском доме он не застал никого.
Валялись лишь пустые бутылки и кое какие принадлежности туалета «товарища Маруськи».
А на столе красовалась записка:
— Напрасно вы хлопотали о выселении. Мы и сами ушли. Благодарим за госеприимство. Время провели отлично. Партия «афинян-анархистов».
Все живое ест (жрет) друг друга — и это один закон, который проходит как молния через все небо, с начала «начала» до конца «конца».
Телеграммы приходят сюда два раза в день; многие составлены так неясно, что верить им трудно. Видно, в Петрограде неразбериха большая, опять перемены в составе правительства. По-видимому, из предприятия ген. КорниловаГенерал, Верховный главнокомандующий ничего не вышло, он сам и примкнувшие генералы и офицеры большею частью арестованы, а части войск, шедшие на Петроград, отправляются обратно. Погода стояла чудная, жаркая.
На последнем общем собрании Петроградского Совета р. и с. д. была принята резолюция о направлении политики Совета, предложенная большевиками. Правда, собрание было немноголюдно, и резолюция принята всего 279 голосами против 115 при 51 воздержавшемся. Однако принятая резолюция, имеющая законную силу, обязывает к ведению таковой политики, за которую нынешний состав Президиума Совета не счел возможным взять на себя ответственность. Поэтому Президиум в лице председателя т. ЧхеидзеПолитик, социалист и товарищей председателя тт. Анисимова, ГоцаЛидер фракции эсеров в Петроградском совете, председатель ВЦИК, Даналидер меньшевиков, СкобелеваМеньшивик, ЦеретелиМеньшевик, министр почт и телеграфов и ЧерноваЛидер эсеров сложил свои полномочия. Читать далее
Дорогая детка, произошла неожиданно глупая вещь: я избран товарищем Городского головы, и даже очень почетно. Но социалисты-революционеры провалили две наши кандидатуры. Кроме того, они хоть и соглашаются дать на 22 места в Управе, 7 нам и два меньшевикам-интернационалистам, но оставляют за собою право отвода. Ввиду всего этого мы вряд ли с ними сговоримся, и мне, вероятно, придется выйти в отставку. Дело решится в среду. Жаль. Деятельность эта мне крайне по душе. Читать далее
На нас, богему, революция не повлияла никак. Как будто ее и не было. Пооткрывались новые кафе, «Питерск» на Кузнецком и «Кафе поэтов» в Настасьинском. Желтых кофт мы уже не носили, но чудили, как всегда. Впрочем, это уже не производило особого впечатления. К нам уже привыкли и слушали нас спокойно, со снисходительными улыбочками. Скандал не может длиться бесконечно! Футуризм сделал свое дело, обратив на нас внимание общества, и больше он уже не был нужен ни нам, ни публике. Приезжал из Италии «отец футуризма» МаринеттиПоэт, писатель, журналист, основатель футуризма, но большого успеха уже не имел. Постепенно мы стали отходить от футуризма. Каждый уже шел своим путем. В итоге футуризм ничего и никого не создал. МаяковскийПоэт-футурист? Но Маяковский велик сам по себе, независимо ни от чего.
Правительство остается в Петрограде
В официальных сферах слух о переезде правительства в Москву категорически опровергается. Вопрос о переезде правительства может стать на очередь только тогда, когда возникнет необходимость общей эвакуации столицы. В настоящий момент нет оснований предполагать, чтобы этот вопрос встал в ближайшее время.
Поздравляю Вас с избавлением от «корниловщины»... Смутные и тревожные часы переживали мы. Ну как работать в такой обстановке. Я совсем расхворался: вот уже 2 недели мигрени, слабость и полная невозможность работать.
Как известно, кризис разрешился созданием Директории из 5 министров. Но одновременно с этим Соврадеп решил созвать всероссийский демократический съезд, наподобие московского совещания, который и выскажется о форме и составе власти.
Я глубоко верю, что Россия справится с теперешней разрухой, но пережить ей придется тяжелую годину. Я говорил с Георгием ЕвгеньевичемПервый председатель Временного правительства, нельзя ли найти нужные строительные силы в Земствах и организовать Земскую Россию, как он организовал Земский союз для войны, как серьезную политическую силу. Но земства больше нет. Новые земства, где и выбраны — из всякого сброда, назвавшего себя эсерами, — не больше стоят, чем новые Думы: ни знания, ни опытности, ни привычки к работе.
Часть правительства и страны требует скорейшего расследования и суда над Корниловым и его соучастниками, но не самосуда, а суда законного, таковым, вероятно, будет именно революционный суд, однако нельзя допустить, чтобы судили соучастников без допроса их по главному делу, и без суда, и ранее суда над Корниловым, и не ознакомившись даже с материалом, добытым по делу этого последнего. Нельзя допустить, чтобы, поручив дело все дело о заговоре Корнилова и его соучастников одной Чрезвычайной комиссии, собирающей материал центра событий, можно бы было судить соучастников без допроса этой Комиссии, без ведома ее, ранее окончания ею расследования.
Утро красовитое. Около обеда опять дождь, хотел было ехать на ручей по суслоны, там овес 25 суслонов. Дождь льет каждый день.
Ходила в поле, подобрала девять корзин картофеля.
Правительство Керенского отчаянно вело следствие против меня. Найди они любую мелочь, которая могла бы меня дискредитировать, они не преминули бы ей воспользоваться. Слежка за мной распространилась на всю Европу: русские, румынские, английские, французские и итальянские службы были задействованы в этом. Мой дом в Копенгагене был оцеплен агентами разных стран. Отслеживался каждый мой шаг. Мою почту перехватывали и вскрывали. Однако даже предвзятое досудебное расследование российского правительства не смогло найти оснований, чтобы выстроить против меня обвинение. Правительство предпочло похоронить процесс.
18 сентября нас небольшая группа освобожденных из «Крестов», дав подписку «о невыезде» из Петрограда, поспешила в Гельсингфорс.