Замерзающий мальчик.
Меньшевик Беленький и эсер Пипин возвращались с заседания. Они шли по пустынной, запорошенной снегом улице, спорили, и казалось, что кто-то длинный и толстый голосует выходом в дверь.
Пипин пламенно объяснял Беленькому непоследованность центрального комитета, который на последнем партийном съезде поставил на голосование формулы переходов в ненадлежащем порядке. Беленький в свою очередь красноречиво доказывал диалектическое значение профессиональных организаций. Спорщики остановились у подъезда большого каменного дома.
— Позвольте прикурить…
Возле них стоит мальчик, и вовсе не нужно было обладать исключительной прозорливостью, чтобы узнать в нем знаменитого замерзающего мальчика. Он продрог в эту холодную рождественскую ночь, и теперь затяжка папиросой могла оживить его окоченевшие члены.
— Позвольте прикурить…
Но Пипин и Беленький продолжали спорить. Один цитировал Маркса, другой вспоминал целые страницы из Лаврова. Они обрывали друг у друга пуговицы, а их голоса будили насторожившуюся улицу. Мальчик жалобно повторял.
— Позвольте прикурить…
Спорщики не слушали. Мальчик слабел с каждой минутой, и голос его становился вовсе глуше и глуше, переходя в слабый утробный шепот.
— Позвольте прикурить, — неслось как шелест потустороннего мира.
Когда эсер Пипин и меньшевик Беленький охрипшие и покрытые, несмотря на двадцатиградусный мороз, испариной закончили спор об обобществлении орудий производства в средних и мелких предприятиях, мальчик замерз.
На следующее утро в контрреволюционной газете «Асфальт и народовластие» местный передовик и поэт Евлампий Святозарский написал:
«Братцы, канальи! Два социалиста мальчика уморили, пока о дележе Святой Руси говорили!»
В канун Рождества наши хозяева прислали для нашего стола роскошное угощение.
Сочельник, воскресение. Погода холодная. Сегодня ходил в город. Народу никого. Хотя в лавках и торговали, но приезжих 2 воза горшков. Больше ничего нет. Город почти без мяса. Торговал один Цуварев, мясо — 1 руб. 80 коп., свинина — 3 руб. 50 коп. фунт. Нынче худое житие чиновникам и вообще всем горожанам, так что нынче Рождество Христово многия встретят не весело.
Утром сидел полчаса у дантистки. В 12 час. была отслужена в зале обедница. До прогулки готовили подарки для всех и устраивали ёлки. Во время чая — до 5 час. — пошли с Аликс в караульное помещение и устроили ёлку для 1-го взвода 4-го полка. Посидели со стрелками со всеми сменами до 5½ час. После обеда была ёлка свите и всем людям, а мы получили свою до 8 час. Всенощная была очень поздно, началась в 10½, так как батюшка не успел прийти из-за службы в церкви. Свободные стрелки присутствовали.
Канун Рождества. Готовила подарки. Украшала елки, раскладывала подарки.
Приехавший из Тобольска член Учредительного собрания Суханов рассказывает:
— Сообщения из Тобольска о жизни Романовых часто бывают совершенно неверны.
Семья Романовых живет в Тобольске совершенно незаметно. Читать далее
У господ на елке
Помню — господи прости,
Как давно все было! —
Парень лет пяти-шести,
Я попал под мыло.
Мать с утра меня скребла,
Плача втихомолку,
А под вечер повела
«К господам на елку».
Читать далее
Наш последний день в Петрограде. И все же, несмотря на все то, что мы здесь пережили, у нас грустно на душе. Почему это Россия захватывает всякого, кто ее знает, и это непреодолимое мистическое очарование так велико, что даже тогда, когда ее своенравные дети превратили свою столицу в ад, нам грустно ее покидать? Я не могу объяснить причины, но нам действительно грустно. Читать далее
Cамое важное в российской революции — это попытка осуществить коммунизм. Я верю, что коммунизм необходим миру, верю также, что героизм России воспламенил человеческие надежды, а это очень важно для достижения коммунизма в будущем. Большевизм, если даже рассматривать его лишь как дерзновенную попытку, без которой конечный успех был бы просто невозможен, все равно заслуживает благодарности и восхищения всей прогрессивной части человечества. Читать далее
Снег до половины окон. И все-таки не белое Рождество, — черное, черное. Учредительное собрание разрешили на 18-е, но уже неприкрыто говорят в своих газетах, что оно «не нужно», что оно должно — или быть «приказчиком и слугой» их, или — разогнано «революционной силой». Так и случится, думаю. Впрочем — не знаю еще. Не знаю, в какую из калош сядут эсеры: в бесчестную или бессильную. Чернов способен на всякое предательство.
Но в одну-то из калош при этих обстоятельствах, очевидно, сядут, или в первую (стакнутся с большевиками), или во вторую (будут разогнаны). Если б хоть во вторую! Масса, конечно, скандалов. Вчера опять били погреба. Нашлись еще недобитые.
Сочельник. Как весело когда-то проводили этот день у нас, когда вечером дети собирались за елкой, пели, вертелись кругом. Я помню их совсем маленькими. Их надо было брать на руки, чтобы показать елку. Потом они вырастали, и все же их радость была так ясна и так светла… Как глупо начальство тюрьмы. Мне Саша принесла елочку, но ее не разрешили передать. Какая ненужная и бессмысленная дисциплина. Читать далее
Утром Сережа радостным тоном заставляет меня встать и подойти к окну: все в снегу. Мы едем, едем обязательно в Мисхор, в Томсон Холь! Быстро все укладываем. Заходим на выставку (ПалладаПаллада Олимповна — поэтесса, хозяйка литературного салона, светская львица Серебряного века. с кокаинистыми глазами рассказывает о ФеликсеЕдинственный наследник богатейшей семьи Юсуповых, муж троюродной сестры Николая II, организатор убийства Распутина). Я закупаю пряники и угощение. Сережа идет за извозчиком. Трогательное прощание с Н. Ник. Мы садимся. Незабываемая поездка! Солнце, море, снег, боскеты в снегах, горы в вуалях, точно балетные декорации, море шумит, снег блестит, вначале попадаются навстречу сани с веселыми людьми, потом — никого. Читать далее
К родному народу
Когда напоишь его кровью и ложью,
Он низкий и алчный распутный дракон.
Но светит он силой пшеничной и рожью
И любит он подвиг и радостный звон,
Когда благовестью в душе озарен.
Сегодня сочельник. Вместо елки две лампады перед четырьмя иконами. Наши ходили в церковь, а я топил три печи и ходил по столовой, загасив электричество. Точно в часовне. Тихо, пусто, темно, четыре большие иконы, две лампадки на большую длинною столовую с темными дубовыми обоями, и я в ней один. Все это вместо елки, подарков детям, гостей, друзей… А за окном жестокая снежная буря, воющая в трубе и заметающая стекла… А по всей России — кромешная тьма и темное разрушение… Да будет имя Божие благословенно, ибо все совершается по Его премудрой воле.
Сочельник 1917 г: «Вы не знаете бытовой жизни — это сплошной несчастный случай!»
Большевики ввели новое правило: сокращать названия общественных учреждений, из нескольких слов делая одно. Например: Румчерод, Викжель, Центрофлот, Ифтель, Главковерх. Воры грабят, сколько хотят и где хотят, безнаказанно. Нет никакой власти, только какие-то жалкие фиктивные милиционеры пытаются утвердить порядок в городе. Нет никакой уверенности, что будешь жив завтра.