Должна быть кончена война,
Притом — во что бы то ни стало:
Измучилась моя страна,
Нечеловечески устала.
Есть примененье для металла
Гораздо лучше, чем твой брат.
Да свергнут ужас с пьедестала
Министр, рабочий и солдат!
Должна быть всем троим видна
(Иль вам трех лет кровавых мало?)
Смерть, что распутна и жадна,
Зев гаубицы, сталь кинжала.
Из пасти смерти вырвав жало,
Живи, живой, живому рад!
Не я — вам это жизнь сказала,
Министр, рабочий и солдат!
Все, все в крови: вода, луна,
Трава, лампасы генерала.
В крови зеленая весна,
Сменила кровь вино бокала.
Кровь все покрыла, захлестала.
Для крови нет уже преград.
У вас глаза сверкают ало,
Министр, рабочий и солдат!
Взгляните на себя сначала:
Не вами ль создан этот ад?
Долой войну! Долой Ваала,
Министр, рабочий и солдат!
Первой гром.
Дорогая Любочка! Пишу тебе и волнуюсь! Как я хотел бы сейчас быть с вами и радоваться и волноваться вместе с вами. А здесь так мирно и тихо, несмотря на войну: море синее, и глубокие теплые волны ветра туманят Капри перед моими окнами. Как скучно без вас! Читать далее
Стало совсем холодно, погода простояла серая. Гулял одновременно с АлексеемНаследник российского престола, а днём колол лёд в шлюзе под мостом и затем у ручейка, при этом неизвестно почему нас всюду сопровождало 6 стрелков кроме офицера!
Курагинское общее собрание протестует против выезда Николая Романова с супругой в Англию без суда ввиду доказанности измены Отечеству. Комитет безопасности удивляется суду над Сухомлиновым, если допускаются исключения для глав, которые должны ответствовать. Больше конституционные гарантии для бывшего царя, нарушившего конституцию, недействительны. Призываем поддержать требование предать Николая с супругой беспристрастному керенскому суду.
По всей вероятности, некоторым из наших добрых друзей, тронутых нашим положением, удалось повлиять на Временное правительство, и к нам явился комиссар и передал приказ отправиться немедленно в Крым. Местный Совет всецело одобрил этот план, так как считал, что «пребывание врагов народа так близко от фронта представляет собою большую опасность для революционной России».
Нам пришлось почти что нести Императрицу на вокзал. Она боролась до последней минуты, желая оставаться и заявляя, что предпочитает, чтобы ее арестовали и бросили в тюрьму.
Конечно, царство есть более аристократическая форма правления, существования: это — золото мундиров, длинные «трены» платьев «в русском стиле» и лесть придворных, и рабский страх министров, и великолепное витийство духовных ораторов, которое так прекрасно в лепке слов, что было бы жестоким неистовством требовать от них хотя бы скрупола еще правды, — все это так прекрасно и так освежает народ, что к чему же ему думать о какой-то «пользе» для себя.
Мы — единого прекрасного жрецы. Читать далее
Огорчило меня оч. известие о гибели от подводной лодки парохода Zara, на кот. ехали эмигранты. Списка погибших нет.
Еще раз я посетила свой дом в сопровождении моего поверенного Хессина, который помогал мне освободить его, Владимирова и Павлуши Гончарова. Нас встретил тот самый солдат, что и в первый раз, который был так вежлив со мною. Он повел нас в маленькую угловую гостиную в стиле Людовика XVI, где на полу стояло много ящиков от серебра и футляров от разных вещей. Указывая на них, он мне сказал: «Вы видите, все в полной сохранности». За нами по пятам следовали два матроса и все время о чем-то между собою шептались. Читать далее
Высокое искусство неизменно создается в такие эпохи, когда художник, в общем-то, восхищен своей страной и жаждет признания своего народа. Это все равно так, даже если волею обстоятельств художник избирает полем своей деятельности сатиру, ведь сатира — это лишь изысканная форма лести тому или иному меньшинству, которое тоже остается частью народа. Величайшие художники принадлежат именно таким эпохам, вырастая из них, как из благодатной почвы вырастает самая могучая кукуруза. Может показаться, что эпоха на них не оказывает воздействия, но на деле это иллюзия.
Пришел однажды В. Е. вечером ко мне и с таинственным видом стал рассказывать, что приезжали в Москву И. Пуни, Альтман и Штеренберг, который является комиссаром искусств. Его назначили московским комиссаром Отдела искусств, и я должен пойти к нему. Вскоре и я был в Отделе ИЗО пом. зава подотделом художественной промышленности, а заведующим была Розанова. Читать далее
На пятый день Пасхи мы очутились в ставке генерала Брусилова. Генерал нас принял, поговорил и поручил проэкзаменовать нас какому-то полковнику. На фронт пускали нас неохотно. Говорили: «Если будете агитировать за наступление, то пропустим, а если нет, то благоволите вернуться». На экзамене наша делегация отвечала уклончиво, поручив за всех «изворачиваться» одному из бывших с нами армейских офицеров. Наконец пропустили.
Солдаты, офицеры, генералы и чиновники Юго-Западной армии, собравшись, постановили довести до сведения Временного правительства свое глубокое убеждение, что местом созыва Учредительного собрания должна быть, по всей справедливости, первая столица русской земли. Москва освящена в народном сознании важнейшими актами нашей национальной истории; Москва исконно русская, и бесконечно дорога русскому сердцу. Читать далее