Во имя Божие Всероссийский Священный Собор призывает сражающихся между собой дорогих наших братьев и детей ныне воздержаться от дальнейшей ужасной кровопролитной брани. Священный Собор от лица всей нашей дорогой православной России умоляет победителей не допускать никаких актов мести, жестокой расправы и во всех случаях щадить жизнь побежденных. Во имя спасения Кремля и спасения дорогих всей России наших в нем святынь, разрушения и поругания которых русский народ никогда и никому не простит, Священный Собор умоляет не подвергать Кремль артиллерийскому обстрелу.
Я только что услышал от очевидцев то, что произошло в Москве. Собор Василия Блаженного, Успенский собор разрушаются. Кремль, где собраны сейчас все важнейшие художественные сокровища Петрограда и Москвы, бомбардируется. Жертв тысячи. Борьба ожесточается до звериной злобы. Что еще будет? Куда идти дальше! Вынести этого я не могу. Моя мера переполнена. Остановить этот ужас я бессилен. Работать под гнетом этих мыслей, сводящих с ума, нельзя.
Вот почему я выхожу в отставку из Совета Народных Комиссаров.
Я сознаю всю тяжесть этого решения. Но я не могу больше.
В Москве большевики разгромили орудиями несколько церквей и Иверскую часовню. Правильно! Это именно такой образ правления, «когда хоть святых вон выноси».
Хоронили еврейку Веру СлуцкуюВера Слуцкая (1874–1917) — бундовка, большевичка. Погибла вблизи Царского Села при доставке медикаментов красногвардейским отрядам. в красном гробе с оркестром, публика с отвращением смотрела и делала замечания:
— Опять представление, кому это нужно!
— Чертей хоронят.
Вот сравнить с Апрельскими похоронами. Читать далее
Члены собора должны были зачастую, так сказать, переходить фронт, чтобы попасть на заседание, многие из них жили в так называемой «белой части» Москвы. На каждом углу их обыскивали, по улицам шла стрельба. Выходя, они не знали, вернутся ли домой, они не знали, будет ли сам собор разогнан, а все участники арестованы. Читать далее
Извините меня, если я не так логично, как хотелось бы, буду излагать свои впечатления от совершенного нами путешествия в лагерь большевиков. Должен прежде всего сказать, что в первый раз в жизни я испытал такое острое и сильное впечатление. Большого озлобления у людей и непонимания того, что они совершают, я не могу себе и представить. Я даже предположить не могу, что люди доходили до такой страшной злобы. Читать далее
Семь дней и семь ночей Москва металась
В огне, в бреду. Но грубый лекарь щедро
Пускал ей кровь — и, обессилев, к утру
Восьмого дня она очнулась. Люди
Повыползли из каменных подвалов
На улицы. Так, переждав ненастье,
На задний двор, к широкой луже, крысы
Опасливой выходят вереницей
И прочь бегут, когда вблизи на камень
Последняя спадает с крыши капля…
К полудню стали собираться кучки.
Глазели на пробоины в домах,
На сбитые верхушки башен; молча
Толпились у дымящихся развалин
И на стенах следы скользнувших пуль
Считали. Длинные хвосты тянулись
У лавок. Проволок обрывки висли
Над улицами. Битое стекло
Хрустело под ногами. Желтым оком
Ноябрьское негреющее солнце
Смотрело вниз, на постаревших женщин
И на мужчин небритых. И не кровью,
Но горькой желчью пахло это утро.
А между тем уж из конца в конец,
От Пресненской заставы до Рогожской
И с Балчуга в Лефортово, брели,
Теснясь на тротуарах, люди. Шли проведать
Родных, знакомых, близких: живы ль, нет ли?
Иные узелки несли под мышкой
С убогой снедью: так в былые годы
На кладбище москвич благочестивый
Ходил на Пасхе — красное яичко
Съесть на могиле брата или кума…
Шестой день сидим в осаде, и этот день под жесточайшим обстрелом. Никто, даже два равнодушнейшие ко всему окружающему плотника, которые работают у Карцевых в кладовой, не решались выходить за ворота и даже по двору проходили с опаской. Смысл этой пальбы для нас совершенно неясен. Все утро и до 4 часов я работал над биографией, занимаясь днем 7 марта 1698 — день оказался очень обилен перепиской, и потому над описанием пришлось много посидеть. Все время и пушечная канонада. Читать далее
Если Вы живы, если мне суждено еще раз с Вами увидеться, — слушайте: вчера, подъезжая к Харькову, прочла «Южный край». 9000 убитых. Я не могу Вам рассказать этой ночи, потому что она не кончилась. Сейчас серое утро. Я в коридоре. Поймите! Я еду и пишу Вам и не знаю сейчас — но тут следуют слова, которых я не могу написать.
Подъезжаем к Орлу. Я боюсь писать Вам, как мне хочется, потому что расплачусь. Все это страшный сон. Стараюсь спать. Я не знаю, как Вам писать. Когда я Вам пишу, Вы — есть, раз я Вам пишу! А потом — ах! — 56 запасной полк, Кремль. (Помните те огромные ключи, которыми Вы на ночь запирали ворота?) А главное, главное, главное — Вы, Вы сам, Вы с Вашим инстинктом самоистребления. Читать далее
После 6-дневной бомбардировки нашего дома, ни за что ни про что, я уехал: в квартире выбиты стекла, стоит адский холод. Вообще, у меня что-то вроде презрительного бойкота города, где мирные граждане — ни юнкера и контрреволюционеры, ни большевики — рискуют жизнью. В нашем доме нет ни одного цельного стекла, над нами рвалась шрапнель, а мы холодали-голодали и переживали одно чувство: за что?
Что вы делаете, товарищи-братья? Из-за чего убиваете или готовы убивать друг друга? Ради какой цели обагряете руки ваши в крови, жертвуете своей собственной жизнью и, что всего ужаснее, губите свои души? К всем ужасам, от которых страдает наша несчастная родина, в настоящее время прибавилось еще новое бедствие: междоусобная война? Читать далее
Временного правительства уже не было. 15 ноября священники всех петроградских церквей перестали поминать его на ектеньях.
Г. Ленин счел возможным заявить, что в конце февраля в России была революция буржуазная, свергнувшая царизм, а в конце октября произошла революция социалистическая, свергнувшая буржуазию, т. е. процесс, который у западных передовых народов совершается столетия, в отсталой России произошел в несколько месяцев. Так как жизнь наша очень начинает напоминать кошмар, то все представляется нам в преувеличенном виде. Мы совершенно утеряли перспективу событий. Я позволю себе думать, что все происходящее в России — чистейшие призраки и галлюцинации, во всем этом нет ничего существенного и подлинно реального.
Когда октябрьский нам готовил временщик
Ярмо насилия и злобы
И ощетинился убийца-броневик,
И пулеметчик низколобый, —
— Керенского распять! — потребовал солдат,
И злая чернь рукоплескала:
Нам сердце на штыки позволил взять Пилат,
И сердце биться перестало!
В ночь на шестой день нашей «никитской осады» мы все, небритые и охрипшие от холода, сидели, как всегда, на ступеньках дворницкой и гадали, когда же окончится затяжной бой. Он как бы топтался на месте.
Большевистский переворот застал меня в старой московской квартире. Я начал переделывать свой первый фортепьянный концерт, который собирался снова играть, погрузился в работу и не замечал, что творится вокруг. В результате жизнь во время анархистского переворота, несущего гибель всем людям непролетарского происхождения, оказалась для меня сравнительно легкой. Я просиживал дни напролет за письменным столом или за роялем, не обращая внимания на грохот выстрелов из пистолетов и винтовок. Любого незванного гостя я бы встретил словами АрхимедаИмеется в виду фраза «Не трогай моих чертежей», якобы сказанная Архимедом римскому солдату после завоевания Сиракуз., которые он воскликнул во время завоевания Сиракуз. По вечерам, однако, мне напоминали о моих обязанностях «гражданина», и по очереди с другими квартирантами я должен был вести добросовестную охрану дома, а также принимать участие в собраниях домового «комитета», организованного немедленно после большевистского мятежа. Читать далее