Как доказала Россия, что человек происходит от обезьяны
На пятый день кончились продукты. До вечера мы терпели, глотая слюну. За стеной дворницкой догорал соседний дом. В нашем доме был маленький гастрономический магазин. Ничего больше не оставалось, как взломать его.
Около трех приехал комиссар с матросами и потребовал переезда папаОдин из старейших членов семьи Романовых, дядя императора Николая II, сын Александра II в Петроград. Папа уехал с ним, а матросы произвели обыск по всему дому. Мама, обезумев от волнения, поехала с поваром Чекалиным в здешний Совет, к РошалюСемен Рошаль — большевик, пропагандист, сыгравший ключевую роль в привлечении на сторону большевиков кронштадтских моряков., и привезла его обратно сюда. Читать далее
Большевики снова заняли Царское и теперь уверены в победе. В Петрограде их поддерживают корабли, которые они привели из Кронштадта и один из которых бросил якорь как раз против посольства. Если бы казаки попытались теперь вступить в город, то последний, вероятно, был бы подвергнут бомбардировке. Мы до такой степени отрезаны от внешнего мира, что знаем очень мало о том, что происходит в провинции; но в Москве, где в течение последних нескольких дней происходило настоящее сражение, большевики одержали верх. Число убитых, как говорят, достигает нескольких тысяч, и город, как кажется, был отдан на разграбление пьяной черни, завладевшей винными складами.
Никто из посольства или колонии покамест не пострадал, но мы все еще переживаем очень тревожное время. Читать далее
В полдень состоялся военный совет, на котором большинством голосов победила точка зрения Станкевичакомиссар Временного правительства при Ставке о том, что необходимо начать переговоры с большевиками. Савинков осудил это решение как преступление против страны и в тот же вечер покинул Гатчину, чтобы попытаться найти помощь в XVII армейском корпусе, развернутом в то время в районе Невеля. Вскоре он понял, что неприбытие пехоты было вызвано противоречивыми приказами и, возможно, предательством командующего Северным фронтом генерала Черемисоваглавнокомандующий армиями Северного фронта.
Утром я созвал военный совет с участием генерала КрасноваКазачий генерал, начальника его штаба полковника Попова, помощника командующего войсками Петроградского военного округа капитана Кузмина, Савинкова, Станкевичакомиссар Временного правительства при Ставке и еще одного штабного офицера. Было решено отправить Станкевича в Петроград, чтобы проинформировать Комитет спасения Родины и революции о поставленных мною условиях переговоров.
Я не мог примириться с этим позором. После окончания военного совета я остался с Керенским с глазу на глаз. Я сказал ему, что, вступая в переговоры с большевиками, он принимает на себя ответственность неизмеримую. Я просил его подождать хоть несколько часов, пока придут подкрепления, и предложил ему съездить на автомобиле за ними…
Наконец-то я собралась писать дневник. Даже стыдно, что за все время нашего пребывания на даче, я только один раз писала дневник. Я бы и теперь, наверное, не собралась писать, но теперь такие события происходят, что нельзя не писать.
Начну все по порядку. Почти с тех пор, как царь отрекся, начались беспорядки. Вообще, в России была «онархия». Все уже поговаривали, что все это кончится резней и междоусобицей. Так это и случилось… Читать далее
Отвратительная тошнота. До вечера не было никаких даже слухов. А газет только две — «Правда» и «Нов. Жизнь». Телефон не действует. Был всем потрясенный X., рассказывал о «петропавловском застенке». Воистину застенок, — что там делают с недобитыми юнкерами!
Поздно вечером кое-что узнали, и очень правдоподобное. Дело не в том, что у Керенскогопремьер-министр «мало сил». Он мог бы иметь достаточно, придти и кончить все здешнее 3 дня тому назад; но… (нет слов для этого, и лучше я никак и не буду говорить) — он опять колеблется! Отсюда вижу, как он то падает в прострации на диван (найдет диван!), то вытягивает шею к разнообразным «согласителям», предлагающим ему всякие «демократические» меры «во избежание крови». Читать далее
От прислуги моей ни звука. Последний раз ее слышали плачущей в телефон, должна была прийти, но не пришла, — и что с ней теперь, что с квартирой и рукописями — одному Богу известно.
Банда Керенскогопремьер-министр открыла артиллерийский огонь. Наша артиллерия отвечала и заставила противника замолчать. Казаки перешли в наступление. Убийственный огонь матросов, красногвардейцев и солдат заставил казаков отхлынуть назад. Наши броневые машины врезались в ряды противника. Противник бежит. Наши войска преследуют. Дан приказ арестовать Керенского.
Царское Село взято революционными войсками.
Ирина получила разрешение приехать к нам. Феликс сообщил ей, что ему пришлось бежать из Киева — почему, она не знает. Позже он телеграфировал, что снова отправляется в Петербург, где большевики засели в Смольном и в крепости. В Москве тоже жуткие беспорядки, столкновения на улицах.
Я побыла немножко в саду, 16 градусов. В остальном день прошел как обычно.
Днем стрельба была страшная. Об выходе из дома и думать нечего. В «Соц.-демократе» уже ликуют, пишут, что новая революция опрокинула трон Керенского, капиталистов и помещиков. А мы, мещанишки, не вышедшие на улицу для классовой борьбы и оберегая только свои семьи и свой скарб, все еще надеемся, что Керенский пришлет в Москву казаков, солдат с фронта и разгонит торжествующих большевиков. В. Ульянов-Ленин именем правительства объявляет, что выборы в Учредительное собрание должны быть проведены непременно в назначенный срок. Им же издан «декрет» о временном запрете выхода в свет буржуазных газет. Ходят слухи, что вызванные Временным правительством с фронта солдаты и казаки переходят на сторону большевиков, и теперь в Москве только юнкера самоотверженно защищают правительственные учреждения от захвата большевиков.
Я не помню, как и когда мы вернулись в дом Юсуповых. Только знаю, что канонада не стихала в течение всего следующего дня, смешиваясь со звоном церковных колоколов, от которого делалось еще горше. Слуги забаррикадировали все входы; на протяжении всей той ночи и последующего дня мы жили в ожидании вооруженного нападения. Читать далее
Выясняется, что помощи ждать неоткуда. Мы предоставлены самим себе. Но никто, как по уговору, не говорит о безнадежности положения. Ведут себя так, словно в конечном успехе и сомневаться нельзя. А вместе с тем ясно, что не сегодня-завтра мы будем уничтожены. И все, конечно, это чувствуют.
Для чего-то всех офицеров спешно сзывают в Актовый зал. Иду. Зал уже полон. В дверях толпятся юнкера. В центре — стол. Вокруг него несколько штатских — те, которых мы вели из городской думы. На лицах собравшихся — мучительное и недоброе ожидание. Читать далее